Песня как жанр

Народная песня была неотъемлемой частью быта всех слоёв русского общества, о чём свидетельствуют документальные источники как русских, та и иностранных авторов: мемуары, письма, записки, дневники. Народные плясовые, хороводные и протяжные песни составляли естественный художественно-эстетический фон воспитания дворянина. Но в силу своего простонародного происхождения песня не могла быть призвана средством выражения высоких чувств дворянина и «не отвечала вполне на запросы новонарождающейся русской интеллигенции на западно-европейский лад». [2, 206]

В допетровской России в народных песнях в большинстве случаев нашла отражение тема любви. Их мотивы и настроение дают возможность предполагать, что они оказали влияние на будущую русскую любовную элегию. Важнейшим отличием народных песен от книжной
поэзии заключается в лирическом герое (песни, как правило, пелись от лица
женщины) Народная песня обращается к горестным чувствам
лирической героини: несчастной и безответной любви, разлуке, тяжелой
жизни с нелюбимым мужем. В целом песня заключается к описанию страдания, жалобой на судьбу. Серьезность, глубина и трагичность любовных чувств, которые описываются в народной песне, сближает ее с любовной элегией (в особенности элегией Сумарокова).

Как выяснили исследователи, книжные любовные песни начинают
распространяться при Петре I (в первых десятилетиях XVIII века).

Книжные любовные песни Петровского времени были
силлабическими, с парной рифмовкой. А. В. Позднеев условно
делит их по стилю на две группы: к первой он относит песни, сочиненные
«профессионалами» (учителями или учениками Киево-Могилянской и
Славяно-греко-латинской Академий), — в них встречаются
церковнославянизмы, латинизмы, присутствуют герои античной мифологии,
часто эти песни полиметричны; ко второй — песни, возникшие в среде
«любителей», — они изометричны, в них широко используется фольклор и
отсутствует мифология.[1] Последние обладали более живыми образами и
были ближе к народным песням. Именно вторая группа песен обращает на
себя внимание в связи с развитием русской любовной элегии. Большинство
песен второй группы посвящено несчастной любви, они строятся по одной «схеме»: счастье героев сменяется несчастьем, вызванным разлукой. Вероятно, именно этот тип песен Петровского времени оказал влияние на
будущую любовную классицистическую элегию.

Книжная любовная песня обращается к описанию любовных
страданий, действие в ней почти отсутствует. Настроение многих
песен «унылое» и «слезливое», при этом выраженные в них
чувства очень сильны, В. Н. Перетц даже отмечает в них «гиперболизм» чувства. [2] В отличие от народной песни, субъектом страданий в книжных
песнях становится возлюбленный, а не женщина.

Одним из наиболее важных мотивов как книжной песни, так и
народной становится мотив слез, которые льются рекой. Обращение к природе с просьбой — это одна их важнейших формул книжной песни, а в дальнейшем и элегии.

В народной песне природа играет еще большую роль, чем в книжной. Природа в народных песнях неразрывно
связана с переживаниями лирических героев, выражает состояние его души, выступая в роли собеседника страданий.

Общим для книжной и народной песен выступает и образ горлицы или голубя. Героиня может соотноситься с голубицей или кукушкой, которая улетела в лес, чтобы погрузиться в горе и печаль.

Александр Петрович Сумароков одним из первых почувствовал в народной песне огромный потенциал поэтических форм и языка русской лирики. По замечанию А. М. Новиковой, для народной поэзии 18 века «был характерен веками сложившийся поэтический стиль и язык, ей был доступен огромный арсенал самобытной поэтики, устоявшиеся жанровые и композиционные формы, с которыми соперничать массовой книжной лирике было не просто». [3, 9]