Феномен двойничества у В. Набокова

Многие исследователи подчеркивают тот факт, что В. Набоков не является чисто русским или же американским писателем. Он синтезировал в своем  творчестве лучшие образцы русской литературы девятнадцатого столетия, представителей эпохи Романтизма, западноевропейской литературы. В его творчестве прослеживаются мифопоэтические мотивы, влияние символистов, поэтов-романтиков, а также модернистские тенденции. Многие набоковеды отмечают схожесть произведений В. Набокова с литературным наследием  Дж. Джойса, М. Пруста, Ф. Кафки, Айрис Мердок и даже Льюиса Кэролла. Карнавальность изображаемого, двойственность, а порой даже «тройная оптика» пространства, переход в другие миры при помощи оптических иллюзий, галерея портретов позитивных/негативные/, перевернутых двойников, склонность к созданию множественных личностей делают произведения В. Набокова в своей основе схожими с фантасмагорией Льюиса Кэрролла. Вероятно, близость мировоззрения послужила толчком к созданию перевода «Алиса в стране Чудес», который в набоковском мировосприятии получил название «Аня в стране Чудес». Такое название обусловлено тем, что В. Набоков не просто выполнил перевод, но вольно интерпретировал его, внеся элементы собственного видения мира. Ироничность текста в том, что даже произведения представителей русской литературы девятнадцатого века, как, к примеру, поэма М. Ю. Лермонтова «Бородино» обретают в тексте новое звучание:

«Скажи-ка, дядя, ведь не даром

    Тебя считают очень старым:

               Ведь, право же, ты сед

          И располнел ты несказанно.

          Зачем же ходишь постоянно

          На голове? Ведь, право ж, странно

               Шалить на склоне лет!»

Литературные критики говорят о «странном сближении» В. Набокова с русской литературой девятнадцатого столетия, с Э. М. Ремарком, с Дж. Джойсом, с С. Есениным, однако В. Набоков создавал на их основе принципиально новые произведения, зачастую высмеивая неудачные попытки предшественников. Особенно ярко это высмеивание проявилось в романе «Дар».  

Также многие исследователи указывают на связь творчества В. Набокова с «театром абсурда» и экзистенциальные мотивы произведений. Вероятно потому, двойники писателя часто представлялись пародиями, как это проявилось в романе «Приглашение на казнь».

В целом, говоря об истоках двойничества в произведениях В. Набокова нельзя не упомянуть феномен интертекстуальности, то есть, иными словами, культурной связи между текстами в широком смысле этого понятия. К. Г. Юнг говорил об архетипах как общных ключах в представлениях разных народах. Однако, по мнению В. Набокова, представители школы психоанализа наряду с дарвинистами воспринимали мир слишком узко. Учение об архетипах Юнга слишком упрощает мистический опыт человека. Сам же В. Набоков в своих произведениях искал метафизический аспект жизни человека. Его двойники, в отличие от двойников в произведениях других писателей, представляли собой «изнанку мира», которую хотел «подглядеть» по собственному признанию писатель.

В контексте поиска интертекстуальнных маркеров интересными являются труды Г. Лахман, которые легли в основу современных исследований в сфере межтекстового взаимодействия. Изданный отдельным сборником «Память и литература: Интертекстуальность в русском модернизме» [12], труд исследовательницы, определяет некоторые особенности ее теоретического подхода. Предметом анализа она выбрала прежде всего семантический срез, поскольку семантика интертекстуального текста предстает  амбивалентно.  Самой распространенной приметой такого текста является многократное кодирование, по крайней мере двойное, поэтому дупликации на различных текстовых уровнях считается ключевой интертекстуальной фигурой. Г. Лахман анализирует произведения русской литературы, где проявляет себя мотив двойничества: «Нос» Н. Гоголя, «Двойник» Ф. Достоевского, «Отчаяние». Набокова.