Особенности залога недвижимости

Курсовая работа

Гражданское право

По дисциплине ___________________________________________________

Особенности залога недвижимости (ипотека)

На тему ______________________________________________________________

                                                     Кирилов А.А

Выполнена студентом_________________________________________

(Ф.И.О.)

   ___ЮК 17-1___

   (номер группы)

Основная профессиональная образовательная программа по специальности

40.02.01 «Право и организация социального обеспечения»

__________________________________________________________________

(шифр и наименование специальности/профессии)

                                           Очная

Форма обучения _______________________

                            Бобренко Константин Александрович

Руководитель _____________________________________________________

(ученая степень, должность, (Ф.И.О.)

______________________________________________________________

(подпись, дата)

г. Иркутск 2018

ВВЕДЕНИЕ

В настоящее время все больше и больше возрастает интерес к залогу недвижимости (ипотеки), не только со стороны граждан, но и со стороны государства. Ни для кого не секрет, что на данный момент в России, как и в большинстве ряда стран, существует жилищная проблема, поэтому ипотека получило активное распространение. Для заемщика залог недвижимости (ипотека) является альтернативной возможностью получение крупных денежных средств на длительные сроки, для государства это постоянные инвестиции и развитие строительной отрасли. Ипотека является универсальным средством обеспечения обязательства, она дает собственнику недвижимого имущества возможность, установив одну или несколько ипотек на недвижимость, получать кредиты в размере, которые соответствуют стоимости недвижимости. В настоящее время первоочередной и немаловажной функцией социально-экономического развития является задача формирования рынка доступного жилья, посредством увеличения платежеспособности граждан. Таким образом, социально-экономическая значимость залогового обеспечения, недостаточная теоретическая разработка проблемы действия залога как правового средства, а также необходимость совершенствования залогового законодательства обосновывают выбор темы и ее актуальность.

Рассмотреть особенности залога недвижимого имущества (ипотеки) и дать комплексную характеристику залогу недвижимого имущества, как одного из видов залогов, является основной целью моей курсовой работы

Для достижения поставленной цели нужно решить следующие задачи:

1. Дать понятие и рассмотреть сущность залога недвижимости (ипотеки)
2. Определить характерные черты ипотеки, которые отличают ее от других видов залога.
3. Дать правовую характеристику сторон договора об ипотеке, их правам и обязанностям, которые вытекают из договора об ипотеке.
4. Указать, необходимы требования при заключении договора о залоге недвижимости, то есть указать форму договора и содержание, а также особенности его государственной регистрации.
5. Выявить особенности правового регулирования залога определенных видов недвижимости, например, таких как: предприятия, жилые дома и квартиры, земельные участки, здания и сооружения.

Объектом изучения - имущественные отношения, которые возникают между юридически равными и независимыми субъектами, по поводу залога недвижимости (ипотеки). Особенности залога недвижимости являются предметом изучения.

 ГЛАВА 1. ЗАЛОГ НЕДВИЖИМОСТИ (ИПОТЕКИ) - ПОНЯТИЕ И СУЩНОСТЬ

То есть то, что за этим стоит, что это за маневр такой ― от обороны и безопасности, скажем, в  сторону здравоохранения и образования. Вот буквально люди это воспринимают очень плохо. Но давайте с вами посмотрим совершенно по-другому на эту тему. Что такое оборона и безопасность? Это закупки, это ремонт вооружения, это строительство, это гособоронзаказ в широком смысле слова. Это военные пенсии, это денежное довольствие, это вся военная и правоохранительная медицина, образование. Желнов: Да, но это ещё и война в Сирии, и закрытые траты. Голикова: Вы задали ― я отвечаю. Образование и так далее. Это бюджет в бюджете, и там за этими деньгами стоит благополучие тех же людей, которые стоят и в гражданском секторе. И не надо забывать о том, что оборонные предприятия во многих случаях являются градообразующими, и поддержка этих предприятий, поддержка занятости на этих предприятиях ― это тоже существенное влияние на социальное благополучие наших граждан. Это как бы с одной стороны. С другой стороны, когда говорит уважаемый Алексей Леонидович о маневре в пользу образования и здравоохранения и сравнивает это с обороной и безопасностью, то все в голове держат федеральный бюджет, потому что оборона и безопасность ― это федеральный бюджет, это федеральные расходы и это исключительная компетенция Российской Федерации. А здравоохранение с образованием ― это совместное ведение, которое в большей степени сосредоточено в бюджетах субъектов Российской Федерации, а не в нашем, федеральном. И у нас на самом деле это четко отфиксировано. Вы мне скажете: «Президент отвечает за всё». Да, действительно, у нас федеративное государство, мы должны осуществлять и методологию, и смотреть, как это там реализуется, и надзор осуществлять, и так далее. Поэтому вот для меня принципиально важным для того, чтобы хоть какой-то маневр в эту сторону осуществлять, является обеспечение той функции, которая сегодня есть у нас, у Российской Федерации и у федерального бюджета ― это обеспечение сбалансированности бюджетов регионов, потому что если мы не обеспечим их сбалансированность, тогда они не выполнят свой функционал в части и здравоохранения, и образования. Желнов: А может, это совместное ведение, о котором вы сказали, отменить и сделать здравоохранение тоже частью федерального? Голикова: Частью федерального оно является, также как и образование. Желнов: Не частью, а основой федерального бюджета… Чтобы это был федеральный бюджет, а не совместное ведение, поскольку это такие же национальные, как сказать, интересы страны, как и армия. Голикова: Скажите, пожалуйста, можно я теперь вам вопрос задам? Желнов: Да. Голикова: У нас сегодня здравоохранение сосредоточено на уровне ― федерация и субъект. Образование ― федерация, субъект, муниципалитет. Школа в муниципалитете. Мы достанем с федерального уровня до школы в муниципалитете? Мы сможем конкретную проблему конкретной школы в муниципалитете решить? Ведь это разграничение именно и строилось, исходя из приближения функции к той услуге, которую тот или иной уровень публичной власти осуществляет. Другое дело, что вы абсолютно правы, что на те полномочия, которые закреплены за муниципальным, субъектовым и федеральным уровнем, должен быть достаточный объем финансовых ресурсов. Сагиева: А что мешает сделать так, чтобы этих денег хватало? Да, вот, например, сейчас предлагается вроде как, по информации газеты «Ведомости», в администрации президента обсуждают, что на 2% нужно увеличить взносы на медицину. То есть эти деньги должны собираться в регионах в большем количестве, в большем объеме. Желнов: В ОМС. Сагиева: То есть мешает банальная нехватка денег? Голикова: Это вообще совсем другая тема. Она вообще никак не связана, я извиняюсь, с региональным здравоохранением, потому что региональное здравоохранение  обеспечивается за счет средств региональных бюджетов и частично за счет средств обязательного медицинского страхования. Иваницкая: Татьяна Алексеевна, нам с вами внутри видно, что это не связано, а люди ― медицина и медицина, какая разница, как она финансируется? Голикова: Я понимаю. Но вы же ещё пытаетесь говорить на профессиональной основе, вы же спрашиваете про деньги. Я вам говорю, что если относиться каким-то образом к 2%, которые там обсуждаются где-то, что такое 2%? Это дополнительные страховые взносы с работодателя. В сегодняшнем законодательстве. Сегодня мы готовы к тому, чтобы работодатели платили ещё 2% дополнительно из фонда оплаты труда. Сагиева: Они готовы или откажутся? Голикова: Я думаю, что работодатели скажут: «Мы к этому не готовы». Точнее, я бы по-другому сказала. Вот когда мы принимали решение в бытность мою министром здравоохранения и социального развития об общей реформе системы социального страхования, которую мы делали, мы тогда с 3,1% фонда оплаты труда на здравоохранение увеличили как раз на 2%, до 5,1%. И окончательное решение принималось на трехсторонней комиссии: правительство, профсоюзы, работодатели. Я вам скажу, что при всей жесткой позиции работодателей относительно увеличения нагрузки они сказали: «Мы готовы на такое увеличение, но в случае, если в ответ на это будут предоставлены качественные медицинские услуги». Вот какое было условие. И сейчас рассматривать вопрос просто увеличения ― это не совсем правильная постановка вопроса. Увеличение должно сопровождаться изменением качества предоставления услуг, изменением инфраструктуры в системе здравоохранения. Сагиева: А как вы оцениваете в целом сейчас состояние медицины в России? Я просто видела несколько подряд отчетов о том, что снижается доступность медицинской помощи, в том числе то, что скорые едут по три часа, ФАПов не хватает. Иваницкая: Мне кажется, Татьяна Алексеевна одним словом может охарактеризовать это. Желнов: У нас один просто вопрос от Риты Лютовой. Нет, подождите, охарактеризуйте одним словом. Иваницкая: Сначала про медицину. Голикова: Ну, одним словом сложно. Всё, что вы видите, ― я не могу сказать, что нет позитивных изменений. Какие-то позитивные изменения с точки зрения показателей, которые характеризуют продолжительность жизни, снижение смертности, всё-таки существуют. Достаточны они или нет? Недостаточны, на мой взгляд. То, что мы публикуем, это данные официальной статистики. Мы ничего не придумываем, мы пользуемся и анализируем только то, что на сегодняшний день нам предлагает официальная статистика. Желнов: Одним словом не получилось. Рита, да. Лютова: Я всё-таки так не то чтобы подводя итог. Мы много говорили: в сто учреждений зайти в начале и в конце года, постоянный довольно большой объем работы и объем ответственности, в общем, который на вас. Вы давно у власти. У вас нет какой-то просто человеческой от этого усталости, выгорания? Что «сколько ж можно одно и то же». Или вы в чем-то видите для себя вдохновение? Голикова: Хороший вопрос, самый трудный из тех, которые вы мне сегодня задали. Я сейчас с изнанки. До этого я же работала всё время в исполнительной власти и большую часть своей профессиональной карьеры в Министерстве финансов. И мне всегда казалось, собственно, даже и сейчас мне кажется, что тогда и сейчас Минфин делает и старается делать всё правильно. Что-то получается в большей степени, что-то получается в меньшей степени. Я не открою вам Америку: я считаю, что это лучшее ведомство из органов исполнительной власти, Министерство финансов. Еще раз повторюсь. Вы знаете, этого утверждения на всю предвыборную кампанию, согласитесь, как мне кажется, Миша, не хватит. Поэтому в любом случае появятся какие-то громкие заявления, которых я искренне жду и которые будут частью программы. Для того, чтобы пояснить вам свой ответ, для меня, например, Миша, очень важным является, каким будет образование, серьезно. То есть у меня достаточно радикальные взгляды на то, каким оно должно быть, и я уверена, что в контексте вашего разговора, а могла бы и я, я точно не могла, потому что я очень радикально подхожу к тому, какой должна быть реформа сегодняшнего образования, чтобы люди, которые получают это образование, могли быть конкурентоспособными в современном мире. Я очень жду, а вдруг кто-то возьмет и предложит что-то интересное, то, что будет мне близко. Я сейчас не хочу озвучивать то, что мне близко, и чего я, собственно говоря, жду от образования, я хочу дождаться, может, кто-то предложит. Это же касается здравоохранения, например. Для меня, я считаю, вещи своими именами надо назвать, к сожалению, здесь гендерное деление присутствует, для меня, как для женщины, образование и здравоохранение очень важно. Поэтому дождусь, ознакомлюсь, и только после этого буду делать какие-то выводы или хотя бы об отношении к этим темам тоже хотелось бы дождаться. Монгайт: Вы только что обращались к миллениалам. Между тем, уже известно, что в последние годы, во всяком случае, Навальный выиграл борьбу за молодежь, и это очень наглядно. Как вы считаете, почему он и как вы оцениваете это? Может быть, нужно следовать за ним? Знаете, так символично. Вы помните, когда он у вас был в последний раз в вашей программе? Монгайт: Год назад. Да, ровно год назад. Он у вас был в этой программе 1 ноября, поэтому я тоже так обратила внимание на параллель, как раз внимательно смотрела эту программу, он много говорил о том, что он планирует делать. Почему он? Поколению ютьюба он, наверное, гораздо понятнее, чем многие другие политики, потому что он очень хороший видеоблогер, но здесь никто с этим спорить не будет, он очень хороший ведущий для этого поколения, которое привыкло к интонации ютьюба, гораздо более свободной, агрессивной и демократичной. Что он будет делать, как он будет поступать с аудиторией? Я тоже не знаю, Анна. Потому что, я именно еще раз говорю, обращаю ваше внимание, я не знаю, 7 миллионов ли человек, то есть надо смотреть статистику, но, условно, появится очень большое количество людей, которые родились в 2000 году, на стыке веков, люди, которым в январе будет исполняться 18, в феврале будет исполняться 18. За всех этих людей кандидатам придется бороться, в том числе и ему. Командная: В том числе, кстати, вашей дочери Милане. А скажите, пожалуйста, Тина, а как, каким образом вы занимаетесь ее политическим воспитанием? Вы же наверняка дома говорите о политике. Ее политическим воспитанием… Вы знаете, во-первых, очень сложно заниматься политическим воспитанием, Маша, детей, вы это впоследствии поймете, потому что их, правда, воспитывает ютьюб, их воспитывает ВКонтакте, вообще они выросли, скажем так, с возможностью свободно добывать информацию. Они не ограничены, и те, кто знает моих детей, те, кто знает, в частности, мою дочь Меланию, они прекрасно знают, что она очень свободомыслящая девочка, и мне ей что-то навязать будет достаточно сложно. Она смотрит на меня, она спорит со мной, она во  многих вещах спорит очень содержательно, и порой даже оказывается права, и мой взгляд, я понимаю, в ходе этой дискуссии, устарел. Как она будет голосовать? Я ни в коей мере не оказываю на нее давление. Точно так же, как и все молодые, как и все миллениалы, она, наверное, если бы не такой расклад, который вдруг неожиданно обнаружился за последний месяц, наверное, тоже достаточно спокойно отнеслась бы к выборам, назовем это так. Но этот расклад, естественно, взбудоражил, в том числе, и ее. За кого и как она будет голосовать, Маша, я, правда, не знаю. Давления на нее я никакого не оказываю. Но единственное, что я хочу сказать ей, раз уж вы ее вспомнили, и всем ее ровесникам, которым, раз уж мы говорим про это, в январе исполнится, соответственно, 18 лет: читайте программу. Вы уже взрослые, вы учитесь в институте, вы способны осилить эту программу и понять, собственно говоря, что из этой программы станет частью вашей жизни в будущем — это самое главное. Я с ней эти разговоры веду. Монгайт: То есть вы считаете, что, например, программа действующего президента реализовалась и, соответственно, ее стоило прочесть, потому что ему стоит доверять, поэтому и программа состоялась? Знаете, я даже по-другому вам отвечу. Во-первых, я понимаю, что на вашем канале любой разговор, собственно говоря, о стабильности все равно интонационно рано или поздно приведет к застою, то есть я это понимаю. Но, с другой стороны, вы знаете, иногда стабильность можно рассматривать как возможность для развития и для открытия абсолютно неожиданных для тебя возможностей. Анна, знаете, о чем я думаю? Во-первых, программу, правда, надо было внимательно читать. Монгайт: Вы читали? Нет, и это моя большая ошибка. Я же вам честно сказала, что я впервые буду, собственно говоря, голосовать осознанно, я прям сяду и все эти программы прочитаю. И я считаю, что это наша всеобщая ошибка. Я не буду сейчас использовать простой журналистский штамп и задавать вопросы вам, коллегам: «Коллеги, а вы читали?». То есть я уверена, что большинство из нас ее не читало, и это наша ошибка. Давайте ее один раз прочитаем, и не только ее, а, собственно говоря, программы и других кандидатов. Товкайло: Что прочитали? То есть вы сейчас что имеете в виду, что избиратель неправильно выбрал Путина в 2012 и в 2000, в 2004-м? Нет, Максим, не домысливайте меня, просто в этом смысле, если домысливать вопрос, выбор между Владимиром Путиным и всеми остальными кандидатами для людей, которые реально верят в чье-то президентство, абсолютно очевиден в пользу Владимира Путина. Монгайт: То есть программу можно было не читать все-таки? Абсолютно очевидно, потому что он делает, потому что мы же живем в стране, которую строит президент Российской Федерации. Монгайт: А сейчас зачем читать? А сейчас, потому что мы переходим в тот этап, когда очень многие вещи будут меняться, Анна, меняться, я объясню, с какой точки зрения. Смотрите, моя любимая тема про роботов, то есть, казалось бы, где мы, где роботы, но в любом случае мы все равно будем частью мира, который будет автоматизироваться. Я не знаю как вы, но я своим детям дома всегда говорю: «Дети, конкуренция с каждым годом за рабочие места будет усиливаться». У меня дочка журналист, она планирует быть журналистом, учится на журналиста. Я говорю: «Ты окажешься в мире, в котором  борьба за рабочие места будет гораздо более серьезной, нежели та борьба, через которую прошла я. Не факт, что выберут тебя, и для того, чтобы выбрали тебя, образование должно быть другим». То есть, условно говоря, есть та система образования, в которой мы учимся, соответственно, не знаю, мне сложно опять задавать вам вопрос, сдавали ли ваши дети ЕГЭ, собственно говоря, по какой системе они поступили, но я через все эти этапы прошла. Я считаю, что, например, сейчас система образования может поменяться, может быть, так же считает и действующий президент, который представит свою программу. Он очень много говорит про Россию, устремленную в будущее, послушаем. Товкайло: Вас послушать: образование должно меняться, видимо, плохое, здравоохранение вас тоже не устраивает, борьба за умы миллениалов — тоже. Видимо, власть проигрывает. А почему, Максим, вы думаете, что если менять, то значит плохое? А вы не считаете, что время так быстро стало меняться, что просто некоторые вещи нуждаются в изменении, собственно, потому что время меняется. Товкайло: Можно я отвечу на свой вопрос? А вы не считаете, что те люди, которые сейчас у власти, неспособны поменяться тоже? Смотрите, давайте так, раз уж мы про миллениалов заговорили. Я в этом году была в Сочи на фестивале, вы, наверное, все слышали, что из 180 стран приехало 29 тысяч студентов. Если говорить о том, что никто не способен поменяться, я, например, на таких фестивалях никогда не была, то есть я вообще не ожидала, что такой фестиваль может быть, я вообще не ожидала, что такая дискуссия может быть. И вдруг я на ней оказалась. Честно вам скажу, я никогда никому не отказываю. Я всегда говорю: «Позовите, неважно, кто организует, 100 человек будет, 100 тысяч человек будет». То есть я хочу говорить про образ будущего, я хочу говорить с этим поколением о том, как мне кажется, какой есть опыт у меня, могу им передать, и как им нужно строить свою жизнь для того, чтобы чего-то добиться в нашей стране. И впервые я оказалась, собственно говоря, на этом фестивале, я увидела очень активных молодых людей, я увидела как, условно говоря, определенная часть власти, тот же Саша Карелин, например, депутат, взаимодействует с этой молодежью. И, собственно говоря, какой-то глубокой дихотомии в понимании, условно говоря, поколения 50+ из тех, кто был у меня, например, на панели, и, собственно говоря, тех, кто их слушал, я не увидела. То есть одни прекрасно понимают, что у них есть и позитивный опыт, и негативный опыт, позитивный опыт они должны передавать, а, собственно говоря, для того, чтобы быть частью нового мира, им надо меняться — это из того, что я видела. Другие, сидя напротив, впервые поняли, что жизнь будет сложной, может быть, впервые, я не знаю, может быть, не впервые, ей придется сопротивляться, придется прикладывать больше усилий. Поэтому будет ли меняться власть, вы знаете, я вам единственное, что могу, Максим, на это сказать: iPhone 9 точно выйдет и iPhone 10 выйдет, и iPhone 25 выйдет. Монгайт: Но это от нашей власти никак, к счастью, не зависит. Абсолютно верно. Соответственно, будем меняться мы, понимаете, а власть состоит тоже из людей, возвращаясь к банальному примеру, и власть… почему все время говорят, что власть состоит из каких-то отдельных людей, которые прилетели на одном на каком-то определенном летающем корабле, и все одинаково  никогда не будут меняться? Кто-то поменяется, а кто-то не поменяется. Монгайт: А кто поменяется, как вы думаете? У вас есть некие предчувствия, это же уже совсем скоро должно случиться. Ань, вы знаете, здесь я абсолютно не политолог и я не хочу выглядеть как метеобюро. Сейчас вы у меня спросите: «Тина, а завтра будет снег или дождь?». Я вам скажу: «Будет дождь», а будет снег. Я не политолог, Аня, я не знаю, я от политики очень далека. Я могу с вами только разговаривать языком человека, который читает какие-то новости и, безусловно, в рамках предвыборной кампании планирует, как я вам уже честно сказала, пойти прочитать программу и проголосовать осознанно, все. Рубин: У меня есть вопрос, который меня ужасно интересует с точки зрения прогноза, не прогноза, если можно, хотя бы один прогноз ваш. Вы же знакомы, по крайней мере, я много читал о том, что вы виделись, как минимум, с тульским губернатором Дюминым. Как вы думаете, про него же ходит много слухов, что якобы он преемник. Человек, который был, можно сказать, охранником, можно сказать, адъютантом президента, может он быть преемником? Начну по порядку, откуда я виделась, потому что виделась — это слово такое всеобъемлющее. Воспользуюсь эфиром, напомню всем, что мы проводим «Матч! Тренировки», соответственно, в рамках «Матч! Тренироок» в 2016 году мы, например, собрали 150 тысяч человек, а в 2017-м, год еще не закончился, у нас еще в Ярославле, к слову о ярославском губернаторе, предстоит тренировка, мы собрали под 430 тысяч человек в разных городах, где мы проводили эти тренировки. Собственно говоря, Тула была одним из городов, где прошла большая «Матч! Тренировка», на которой, кстати, губернатора не было. Он, к сожалению, в этот день уехал, и на тренировке мы так с ним и не увиделись. Рубин: Но вы же общались. Я не видела его на тренировке. Я его видела, если вы помните, я выкладывала даже фотографию в инстаграме, во время парада. Но у нас было короткое достаточно общение. Он человек бодрый, системный и то, что я увидела, такой, как вам сказать, так как у меня есть ряд товарищей, которые выбрали военную профессию, наверное, похожий на спортсмена в определенном смысле. То есть это люди волевые, для которых нет слова «не могу», есть слово «надо». Это единственное, что я могу дать, краткий комментарий/характеристику, соответственно, Алексею Дюмину, которого я не так хорошо знаю. То есть я его знаю, но я не могу делать такие выводы. Потому что, знаете, когда мы говорим о том, может ли тот или иной человек стать президентом, вы можете стать президентом, Ксения, вы можете, я могу? Наверное, любой может. Слушайте, жизнь так меняется. Когда-то, я не знаю… Рубин: Нет, я не могу. Как вам объяснить? Кто-то был когда-то актером, Рональд Рейган, а потом стал президентом. Казалось бы, может ли актер стать президентом? Мировая практика показала, что да. Вопрос, еще раз говорю, желания, вопрос ресурсов, вопрос человеческих качеств и вопрос, естественно, программы. Рубин: Тогда про другое желание. Про вас писали, что якобы вас рассматривали на пост вице-премьера по спорту и молодежной политике. Когда? Рубин: Перед тем, как назначили, когда встал вопрос о вице-премьере по этой должности, и Путин сказал, что нужно ввести, Sports.ru писал, что вы рассматриваетесь. Кстати, во-первых, правда ли это или нет, и, во-вторых, коль мы  уже говорим сегодня про миллениалов, если бы вы заняли такую должность, что бы вы изменили в молодежной политике? Начну с ответа на первый вопрос, Миша. Про меня вообще много писали, а Sports.ru вообще про меня писал регулярно, поэтому здесь тоже, знаете, наверное, надо же руководствоваться фактами. Про меня столько чего пишут, что, собственно говоря, каждый раз опровергать любые слухи и домыслы — и я с ума сойду, и людей я с ума сведу. Поэтому если есть конкретные факты, я с удовольствием их прокомментирую. Возвращаясь ко второй части вашего вопроса, что бы я сделала. С точки зрения молодежной политики, единственное, что я могу вам сказать, что я и тогда на фестивале сказала, и сейчас повторюсь. Этого общения его очень не хватает, причем неважно, кто эти мероприятия и в каком масштабе организует. Я, знаете, была возможность поездить по миру, и я, когда, например, ездила и оказывалась частью каких-то молодежных мероприятий, вы знаете, меня всегда поражало то, что там ты заработаешь первые 10 рублей — и сразу появляется книга о том, как ты заработал первые 10 рублей, ты читаешь лекцию о том, как ты заработал первые 10 рублей. То есть любой успех на Западе всегда очень сильно тиражируется и превращается в кейс для того, чтобы его мог потреблять любой другой молодой человек. У нас этого очень не хватает, как мне кажется, и этого разговора нет. У нас нет тедкома, у нас нет таких регулярных площадок, где, собственно говоря, успешные ребята, которым сегодня плюс-минус 30 исполнилось, приходят, делятся своим успехом и вовлекают в это молодежную аудиторию. Мне кажется, что... Болецкая: То есть недорабатывают по пиару? Нет, не то что, Ксения, недорабатывают по пиару. Болецкая: Цели не задают, идеалов не создают, примеров, за которыми стремиться? Нет, наверное, пока еще огромной даже не то что работы, а как бы это сказать точнее, что ли, очень хочется, Ксения, чтобы для разных групп населения были разные кейсы, не хочется это английское слово использовать, но тем не менее, были разные способы, возможности. Первое — герои, которые их будут вести, а второе — возможности себя раскрыть, социальные лифты. То есть молодежная политика, в первую очередь, она для чего? Для социальных лифтов, чтобы она инициировала социальные лифты, создавала социальные лифты, и тем, кто в этот лифт сядет, давала возможности. Рубин: Но про героев, я помню, еще Василий Якеменко, возглавляя Росмолодежь, пытались выработать эту линейку, а так и не получилось. Слушайте, я могу вам сказать. Я сама была там потрясена, я никогда эту историю, например, не слышала. Мы когда на фестивале были, у меня была панель как раз о героях, значит, лидеры общественных мнений, соответственно, как вдохновлять. Будете смеяться, сидит Лена Исинбаева, понятно, Саша Карелин, Лена Исинбаева, Алина Кабаева впервые была на панели и, понятно, что мне даже как журналисту интересна ваша история. Я Исинбаевой говорю: «Лен, вы знаете, я очень боюсь высоты, я даже представить себе не могу, что я со второго или с третьего этажа возьму и сверху вниз спрыгну». То есть я живой головой, в светлом уме и в трезвом состоянии никогда в жизни. Я говорю: «Я один вопрос вам хочу задать: вы снизу вверх как прыгаете?». И, например, ее рассказ о том, что этот человек испытывает, когда находится в секторе, и как он  на это идет, вы же понимаете, что в этот момент может быть олимпийский рекорд, а может быть травма, которая оставит инвалидом на всю жизнь, fifty-fifty. Рубин: Но это не история для линейки героев. А как? Когда ты сидишь и понимаешь, что перед тобой сидит человек, который младше тебя, она младше меня, и он тебе рассказывает про то, что он в своей жизни совершал такие поступки. Да, карьера, да, спортсмены, да, профессиональные, да, у них нет другого выбора, да, они этот путь выбрали, но все равно я понимаю, что я здесь сижу, я вряд ли с этого стула упаду и вряд ли останусь калекой на всю жизнь, надо очень постараться. А тут на тебя весь мир смотрит, и ты реально понимаешь, что ты можешь стать или суперпобедителем, или стать калекой на всю жизнь. Монгайт: Так что, Исинбаева является героем молодежи? Извините, что я возвращаюсь к Навальному, просто вы сказали, что Навальный оказался героем молодежи просто потому, что он отлично пользуется ютьюбом, а Исинбаева вроде бы действительно совершает невозможное, а при этом героем молодежи, наверное, не является. Аня, а откуда мы это знаем? Это опять наши ощущения, в данном случае ваши. Монгайт: А вы как думаете? Там ее, не знаю, не отпускали. Там молодежь ее не отпускала, пожалуйста, 180 стран, понятно, что они ее знают, потому что, наверное, они ее гуглили, смотрели, видели ее выступления, 29 тысяч человек. Первый раз, когда первая панель у меня была, она была полностью забита, на второй панели пришлось открыть двери, на третьей... Монгайт: К вам пришли? Нет, я здесь, конечно, хочу этот комплимент принять и сказать: «Да, Аня, они, конечно, пришли, потому что я такая прекрасная». Нет, конечно. Там Карелин держал зал так, там просто реально молодежь от Карелина не могла отстать. Монгайт: Попробовали бы они уйти от Карелина. Он вообще оказался, я, кстати, его для себя открыла, у меня не было опыта интервью с Карелиным, то есть, например, с кем-то у меня был опыт общения, а с кем-то не было. Он отличный спикер и он один из немногих спикеров, кто очень иронизирует над собой. А так как молодежь это очень ценит, но он там, допустим, рассказывает: «Мне, - говорит, - отец всегда говорил: слушай, ты знаешь, что, дорогой Саша, нам в семье, пусть даже сильный, но дурак не нужен, поэтому надо учиться». То есть, еще раз повторюсь, заканчивая ответ на ваш вопрос, мне этого не хватает. Я очень много смотрю, опять, не хотела сегодня про это говорить, вы меня на этот разговор вывели, я очень много смотрю западного телевидения, я сижу на тедкоме. Ничего хорошего в этом нету, потому что я с удовольствием буду сидеть на каком-то ресурсе, где будут наши, и где будет как-то системно собран контент о том, как кто-то чему-то научился, кто-то чего-то добился. Я в этом смысле человек очень конкретных поступков. Болицкая: Но для этого надо, чтобы этим кто-то занимался на государственном уровне, если использовать эту формулировку. Мы с Михаилом проговорили, чего мы ждем, собственно говоря, от человека, который будет руководить молодежной политикой нового времени. Болецкая: Хорошо. А конкретный вопрос: вам кто-то делал когда-то предложение перейти на работу в блок правительства, заниматься спортивной политикой? Конкретный вопрос: кто-то делал предложение? Нет, никогда. Потому что, отвечу, для того,  чтобы перейти на работу в правительство и заняться этим блоком, нужно иметь опыт работы в госструктурах. И он, если я не ошибаюсь, составляет то ли четыре года, я сейчас не хочу выглядеть неподготовленной, я не знаю, посмотрите потом, для того, чтобы начать работать... Товкайло: Тина, я вам сразу могу сказать: это необязательно решение председателя правительства или президента, вы можете любую должность… Да ладно, Максим? Я как раз не знала. А есть такие, а можно вопрос: реально просто кто? Товкайло: Слушайте, министр экономического развития Максим Орешкин — бывший банкир, а до этого был... И у него не было никакой опыта работы в госструктурах? Товкайло: Никакой абсолютно. У меня вопрос: а «Матч ТВ» — это история успеха? Это история вызова. Как можно говорить об успехе, если нам всего два года вчера исполнилось? Конечно, в каких-то вещах, безусловно, для меня и для команды, которая два года провела на этом канале, есть безусловный успех, есть безусловная зона для того, чтобы сказать себе: «Слушайте, нам это удалось», но говорить об успехе — это значит говорить о том, что все, мы в точку X пришли и, собственно говоря, дальше вниз. Нет, там только наверх и наверх, и для этого нужно прикладывать неимоверные усилия, и много чего должно совпасть. Товкайло: Как вы там оказались вообще? Вы же, да, спортивный человек, но вы не болельщик. Кто вас туда позвал? Телевизионный продюсер. Меня Дмитрий Николаевич Чернышенко позвал. Товкайло: И вы сразу согласились? А вы видели какого-нибудь телевизионного продюсера, которому предложили бы в нашей стране делать канал, и он бы сказал: «Нет, я не пойду»? Товкайло: А как он вас убедил? Болецкая: Нет, подождите, откуда он о вас узнал? Отвечу. Мы с ним встречались по совсем другому вопросу, и я ему делала одно предложение и, собственно говоря, предложение он это не принял, которое я ему делала, и предложил, соответственно, мне, как раз в этот момент вся история с «Матчем», видимо, и начиналась. Я не буду, опять-таки, лукавить, Максиму говорить, что вы знаете, я так долго думала. Я сразу позвонила нескольким людям, собственно говоря, из команды, которая в последствии пришла на «Матч», так, собственно говоря, первый звонок был Наташе Билан, дальше — Наташе Коротковой, Юре Фролову, не знаю, насколько эти имена надо говорить, но я перечислю, раз уж есть возможность, Слава Клевцов, тот же Симони, который строил декорации. И все, и мы буквально... Рубин: Обычно другие имена называют, конкретное одно. Вы знаете, честно, я эти имена называла и когда мне дали «Тэффи» за детали, я эти имена называю спустя практически лет 15, повторяю эти имена. Потому что телевидение — это огромная командная работа, и здесь это пафосно, наверное, очень звучит, что нет команды — нет телевидения, но, правда, нет команды — нет телевидения, потому что на телевидении люди по-прежнему все-таки работают не за деньги. Болецкая: А Дмитрий как вам объяснил? «Тина, я зову вас занимался этим, потому что…»? Просто обычно в спорт зовут, скорее, мальчиков, чем девочек, к тому же, вы потом сами поняли, что с девочками в спорте сложно. Он же как-то должен был вам сказать: я тебя зову, потому что, потому что, потому что? Потому что, во-первых, Ксения, вы не забывайте, я отвечаю за околоспортивный контент — это абсолютно телевизионный жанр. То есть так  как опыт телевизионного продюсирования у меня был, с этим никаких проблем не было, а дальше, собственно говоря, 70% нашего канала составляют трансляции, и там огромный коллектив, который, собственно говоря, составляет, ткет сетку этого канала. Поэтому я отвечаю за околоспортивный контент. Этот околоспортивный контент весь делался по законам обычного телевидения и, собственно говоря, сложности в том, чтобы по законам обычного телевидения делать околоспортивный контент, мне не представлялось. Болецкая: То есть там был разговор в стиле: давайте вы сделаете из спорта шоу? Нет, Ксения, там был разговор о том, что будет делаться большой канал, и, собственно говоря, этот канал будет состоять в большинстве своем, безусловно, из трансляций, но дальше нужно было придумать, что же мы будем смотреть до трансляции и что же мы будем смотреть после трансляции. Потому что, как вы понимаете, телевизионный зритель на открытом федеральном спортивном канале, будучи мужчиной, естественно, хочет эмоций. Но опять, не буду к журналистским штампам прибегать и у Миши с Максимом спрашивать: «Мужчины, скажите, а вы смотрите полотно спортивного федерального канала сплошняком?». Вы же не смотрите сплошняком, правда же? Почему? Потому что мы, например, провели такой эксперимент: мы посмотрели, что делают мужчины даже после самых крутых матчей. После самых крутых матчей они максимум смотрят аналитику и переключают на кино, дальше они переключают на новости, дальше они переключают на документалистику. И мы, естественно, в первую очередь, приступили к созданию архива, которого абсолютно не было, телевизионного контента, который начинается с документальных программ и заканчивается, простите меня, форматными программами. Собственно говоря, 5 ноября у нас впервые в эфир выйдет программа, формат для которого мы купили. Это формат футбольных кошмаров — это западноевропейская программа, в которой Саша Кержаков дебютирует, и которая впервые выйдет на телеканале «Матч ТВ» уже форматная. Дальше уже начались документальные фильмы, дальше начались программы: «Культ тура», «Нефутбольная страна», «Передача без адреса», «Кто хочет стать легионером?», «Бой в большом городе» и так далее. Это абсолютно телевизионная работа телевизионного продюсера. Болецкая: Я просто к тому спрашиваю, потому что вам же часто предъявляют претензии, что сегодня «Матч ТВ» не показал какую-нибудь футбольную лигу. Я правильно понимаю, что на самом деле претензии не по адресу, потому что из вашего ответа следует... Командная: Ксения, хочется мне на это ответить. Болецкая: Из вашего ответа следует, что, собственно, ваша-то работа — это все, что за пределами спортивных трансляций, рядом с ними, обвязки, что называется, если я правильно использую термин и так далее? Командная: Но при этом совсем недавно на канал «Матч ТВ» пришли специалисты из Comedy Club Production, которые тоже должны заниматься околоконтентом. Как вы делите сферы влияния сейчас и чем вы занимаетесь, если они этот околоконтент на себя перетянули? Возвращаясь, начну с вас, дальше отвечу Маше. Во-первых, наверное, футбольные болельщики, я так предполагаю, недовольны тем количеством футбола, который мы показываем. Товкайло: Я доволен. Столько футбола никогда не было на открытом федеральном канале, правда же? Товкайло: Столько — да, это правда. Поэтому здесь вопрос считаю снятым. Маша, вы же знаете как, собственно говоря, организован холдинг. В холдинг развлекательного телевидения входят многие каналы, начиная с «Пятницы», заканчивая «ТВ3». Мы вошли в холдинг развлекательного телевидения, для меня это большая радость, потому что, собственно говоря, я в самом начале, как вы помните, мы про это с вами много говорили, говорила о том,  что будущее — за развлекательным телевидением вокруг, собственно говоря, спортивных трансляций. Здорово, что, собственно говоря, мы все то, что называется, в данный момент на same changes. Монгайт: А скажите, пожалуйста, а Путин смотрит «Матч ТВ», ничего неизвестно по этому поводу? Слушайте, но вы прям все-таки хотите меня сделать сотрудником «Метео-ТВ». Анна, откуда я это знаю? Монгайт: Вы метеоначальник, вы должны догадываться. Товкайло: Просто есть слух, что в сетку утреннего вещания все, что связано с единоборствами, вы ставите исключительно ради главного телезрителя, потому что он просыпается примерно в 10, идет в бассейн, тренажерный зал, занимается какими-то делами и может включить телеканал «Матч ТВ», случайно или нет, и посмотреть то, что ему приятно. Это так? Конечно, не так. Более того, если бы вы обратили внимание, мы и днем очень много ставим боев, и бокса. Почему мы ставим? Потому что спорт в премьерном показе, определенные виды спорта, я могу, если вам интересно, их перечислить, они дают достаточно высокие цифры, несколько видов спорта. В повторе, к сожалению, эти цифры просто вообще несравнимы, они мгновенно падают, даже если речь идет о матче в Лиге чемпионов или в Лиге Европы. Бои и бокс — это один из немногих видов спорта, который в повторе может дать цифры выше, чем, собственно говоря, премьерный показ. Поэтому регулярно каждый день в эфире телеканала «Матч ТВ» идут бои. То есть, условно говоря, если мы готовимся к какому-то событию, например, мы понимаем, что мы будем показывать бой Саши Поветкина, мы даем все бои, которые были в течение 10 лет у Саши Поветкина, и это, говоря телевизионным языком, один из самых амортизируемых спортивных контентов. Товкайло: Может быть, сделать «Боец ТВ», а не «Матч ТВ»? Он есть, платный,. Товкайло: Вывести его на федеральный уровень, если такие проблемы у «Матч ТВ» с рейтингами? Максим, так как я в целом не отвечаю за трансляции, не хотелось бы углубляться в этот разговор, но если коротко, отвечу. Все дело просто в том, что мы же понимаем, что спорт по-разному популярен в нашей стране или разный спорт по-разному вызывает интерес. А мы — открытый федеральный спортивный канал, мы стараемся показывать весь спорт в своем разнообразии. Но в то же время, так как у нас есть понятные задачи, как у открытого федерального спортивного канала, мы все-таки как-то пытаемся нивелировать за счет высокорейтингового спорта и давать возможность развиваться низкорейтинговому спорту. Я ответила на ваш вопрос? Монгайт: У меня есть вопрос про низкорейтинговый спорт. Скажите, пожалуйста, я знаю, что «Матч ТВ» снимает акробатический рок-н-ролл. Слышали ли вы, что одной из российских звезд акробатического рок-н-ролла является дочь президента Путина, которая известна как Екатерина Тихонова, и доходили ли до вас эти слухи? Все-таки она спортсменка, а вы занимаетесь спортивным каналом. Понимаете, в чем дело? Безусловно, я, как и вы, читаю прессу. То есть, условно, слежу ли я за всеми спортсменами, в том числе и в акробатическом рок-н-ролле, было бы неправдой. Мы его показывали в таком же количестве, в котором, условно говоря, показываем другие виды спорта. То есть никаких особенных показов, но если вы смотрите, Аня, «Матч ТВ», у нас не было. То есть с этой точки зрения не следила. Болецкая: А что там было с рейтингами у акробатического рок-н-ролла? А вы знаете как? Во-первых, мы в большей степени акробатический  рок-н-ролл, если вы обращали внимание, давали в форме дневников — это немного другой жанр. А дневники они стабильно, так как они очень небольшие и они раскиданы по сетке канала, там была хорошая серия, когда дневники были международными, их очень хорошо смотрели, но это маленький формат, который, собственно говоря, правильно расставляешь по сетке, их очень хорошо смотрят. Тяжело, знаете, с чем? Тяжело с теннисом, условно говоря, это же понятно. Болецкая: Почему? Потому что очень долгое зрелище, потому что долго все идет, Ксения. Идет долго, непонятно, где начало, где конец для телевизионного зрителя, который привык смотреть открытый общедоступный федеральный канал по законам обычного телевидения, это же не платный канал, в платном-то все равно. Поэтому тут проблемы, проблемы, когда сетка, собственно говоря, рушится на глазах, если дают дополнительное время, тогда проблемы, а когда дневники в эфире телеканала, никаких проблем там нет. Командная: Тина, поправьте меня, пожалуйста, насколько я знаю, у вас контракт генерального директора «Матч ТВ» истекает во второй половине… Болецкая: Генерального продюсера. Все поправили сразу Машу. Командная: Генерального тренера «Матч ТВ» истекает во второй половине следующего года. Планируете ли вы дальше заниматься спортивным телевидением и вообще какие у вас планы после «Матч ТВ», или вы?.. Товкайло: Или все-таки вице-премьером станете? Командная: Или «Матч ТВ» — это проект на всю жизнь? Я вам честно скажу. У меня такого горизонта планирования, что я буду делать в ноябре 2018 года, Маша, честно вам скажу, нет. Монгайт: Но контракт заканчивается? В октябре 2018 года, да. Но я точно могу вам сказать, к слову о том, что вы у меня и в начале программы спросили, и сейчас спрашиваете о том, чем я планирую заниматься. Интереснее, чем заниматься контентом, собственно говоря, для меня ничего не представляет больший интерес. Я, конечно, хочу заниматься контентом, я хочу заниматься разным контентом, мне интересно продюсирование контента в той или иной форме. И я, собственно говоря, этим профессионально занимаюсь, у меня 5 ноября будет, собственно говоря, юбилей — я на телевидении с 17 лет, считайте, 5 ноября, 10-го мне будет 42, уже даже страшно считать, я всю жизнь занимаюсь одним и тем же. Я телевизионная ведущая, я телевизионный продюсер, я продюсер программ, которые я вела, я продюсер программ, которые я не веду. Теперь я продюсер канала, собственно говоря, на котором я тоже не веду. Монгайт: Которому вот-вот два года, да? Да. Рубин: Давайте тогда поговорим о том, чем вы занимались раньше. Все-таки, мне кажется, не настолько уж всегда одним и тем же. Знаете, есть вопрос, который меня очень давно волнует, который мне очень давно хотелось вам задать. Одно из таких настоящих явлений в нашей политике — это блог Рамзана Кадырова в инстаграме. Можете рассказать, как это все было придумано? Этот же стиль, его используют, в том числе, многие мои знакомые. Монгайт: Можно я спрошу? А все подписаны на блог Рамзана Кадырова? Все. Рубин: Кто не подписан? Кто это вообще придумал? Это вы придумали? Как это вообще воплощалось в жизнь? Это же отличная находка. Придумала не я. Я Рамзану Кадырову, в том числе как и Филиппу Киркорову, в том числе, кстати, как когда-то Ксении Анатольевне Собчак, в том числе как Рустаму Нургалиевичу Минниханову и очень многим другим людям в нашей стране, с которыми я общалась, когда-то сказала о том,  что за соцсетями будущее. Это правда, Миш, то есть здесь я ко многим подошла. Рубин: Это когда вы ему сказали? Ну примерно. Вы знаете, много лет назад. Вот когда, собственно говоря, не инстаграм… Он начал тогда интересоваться интернетом. Я вообще начала разговор с того, что можно информацию добывать как бы собственными возможностями, соответственно, гугля или забивая в яндексе интересующие тебя темы. С этого всё и началось. Рубин: То есть он до этого… Извините, что перебиваю. Я не знаю, Миша. Я просто была очень увлечена. Это знаете какой период? Это период «Нереальной политики». Ну, считайте, сколько лет прошло. Тоже, наверно, где-то уже десять. То есть тогда я была увлечена, тогда я, собственно говоря, выносила мозг всем. Я сейчас хочу вспомнить, я даже Глебу Павловскому твиттер открыла. То есть это даже не смешно, если сейчас собрать всех этих людей вместе, они очень сильно отличаются друг от друга. Я сейчас боюсь сказать, открыла ли я твиттер Фадееву. Я приходила, так как я была очень увлечена и мы тогда увлекались, собственно говоря, созданием впервые программы в интернете по законам интернета, в отличие от телевидения большого, с которого я ушла. Я, соответственно, ко всем приходила и пыталась визионерствовать со словами «А будущее за твиттером», «А будущее за инстаграмом» и так далее, и тому подобное. Кто-то меня посылал, Миша, кто-то говорил, что я совсем ку-ку. А кто-то ко мне прислушивался. Вот как раз Рамзан Ахматович ― тот случай, когда он меня услышал, и потом через какое-то время я поняла, что у него профессиональная команда местных ребят занимается. Я не знаю, некоторые говорят, под руководством Альви Каримова, не знаю, не под руководством Альви Каримова. Я думаю, что Рамзану Кадырову, кстати, этот вопрос можно задать. Меня поражает, почему все всё время задают этот вопрос мне и ни разу никто не спросил у него. Я уверена, что он очень быстро ответит на него. И они стали очень профессионально заниматься этим контентом. И в какой-то момент стало понятно, что есть СМИ, которые создают свой образ Рамзана Кадырова, есть Рамзан Кадыров, который абсолютно спокойно и уверенно создает свой образ через свои средства массовой коммуникации, то есть соцсети. Рубин: То есть «Апостол» не имел отношения. Никогда, Миша, правда. Я вот на этот вопрос отвечаю практически каждый день, он меня уже даже, знаете, не тревожит, не дергает. Никогда «Апостол» правда не занимался Рамзаном Кадыровым. Болецкая: А что случилось с «Апостолом» в итоге? Раз упомянули. Это же огромный был бизнес. Казалось, что огромный бизнес, представляется такое одно из лидирующих агентств. И потом ушло в пустоту. Что происходит? Отвечу. Во-первых, там всё равно, если уж есть возможность, не могу не сказать, что многие бренды, начиная от «Ростеха», заканчивая, собственно говоря, тем же «Калашниковым», созданы в «Апостоле», многие люди вышли из «Апостола» и даже продюсер вашей программы вышел из «Апостола». Ксения, тут честно вам скажу, что, наверно, успех «Апостола» во многом был, естественно, связан с фигурой моего мужа, который оттуда ушел давно, как только перешел на работу в «Ростех», ну и со мной, пока я была там, потому что всё равно большинство людей даже сейчас, не поверите, когда начинают говорить со мной о некой консультации, я, понятно, всем сразу объясняю, что основное условие моего прихода на телеканал «Матч ТВ» было, что  я уйду из бизнеса. Я ушла, соответственно, из бизнеса, я сдержала тогда слово и больше к коммуникационному бизнесу не возвращалась. Болецкая: То есть вы не вырастили там такую команду, которая могла бы вас хотя бы в чем-то заменить или поддержать имеющиеся контакты? Ксения, это очень справедливое замечание, потому что я сама в своей дальнейшей менеджерской деятельности всегда считаю, что должен быть не просто второй пилот. Должен быть второй пилот, третий пилот и четвертый пилот. Но это, наверно, моя проблема, с одной стороны, с другой стороны, наверно, моя особенность. Всё равно люди, которые контактируют со мной изначально, хотят контактировать со мной. Я даже сейчас с этим сталкиваюсь, Ксения. Мне говорят: «А давай вот ты будешь». Я говорю: «Я не буду, я не могу, я больше не могу». А люди всё равно хотят, потому что им кажется, что если это я, значит, это точно будет очень хорошо. Я говорю: «Да нет, не обязательно, чтобы это был известный человек». Ну, вы стереотип этот знаете в коммуникационном бизнесе. И многие коммуникационные бизнесы держались на именах. Как только это имя отходит, соответственно, и уровень меняется. Болецкая: Окей. Мне кажется, примерно через полгода примерно после того, как вы ушли на «Матч ТВ», всё, практически компания стала банкротом. Скажем так, это тяжело, да. Болецкая: Это так? Нет, она не стала банкротом пока, поэтому я бы не хотела про это сейчас говорить. Но она, естественно, стала сокращаться, мы стали проводить сокращения. То есть, естественно, мы её стали высушивать, говоря языком бизнеса, потому что стало понятно, что, условно говоря, без меня той широкомасштабной работы, которая велась, не получится. Мне очень больно про это говорить и тяжело, потому что, ещё раз повторюсь, вот сейчас уже, например, я этот опыт очень сильно учла с командой. То есть ты когда что-то строишь, ты должен сразу понимать, что ты рано или поздно оттуда уйдешь. И когда ты уйдешь, после тебя должна остаться команда, которая будет всё делать лучше, чем это делалось с тобой. Командная: Тина, а в чем причина массовых сокращений на «Матч ТВ»? Потому что на «Матч ТВ»-то вы есть. Здесь опять, говоря языком корпоративного менеджера, я должна отвечать только за то, за что отвечаю я. Я авторизована отвечать за, собственно говоря, околоспортивный контент, о котором много, Маша, могу сегодня рассказать. За финансово-хозяйственную деятельность телеканала «Матч ТВ», точнее, субхолдинга «Матч ТВ», я ответственность не несу. Поэтому по корпоративным правилам я это не должна комментировать. Я это и не комментирую. Тут есть два варианта, Маша: или, собственно говоря, добиться того, чтобы комментировали авторизованные для этого спикеры, или добиться, как всегда, разрешения у пресс-службы, чтобы комментировала я. Я полноценно ответила? Болецкая: В ваших полномочиях, можете ли вы сказать, вот ваш бюджет на этот год сократился, которым вы оперируете? Вы знаете, он… Болецкая: Я зашла хитро. Нет, вы не хитро зашли. Я тут же подумала о том, что очень многие программы, которые мы производим, по цене соответствуют программам, которые производятся на телеканале Дождь. Болецкая: Так. Не знаю, порадует это здесь всех или нет. Монгайт: Интересно, какие программы? Рубин: Это сейчас очень интересно, да. Я вижу, собственно говоря. Я же из телевизионного производства. Так как мы делали программу для интернета, соответственно, я в принципе могу оценить даже сегодняшний эфир. Поэтому я  приблизительно, глядя на то, что делает телеканал Дождь, понимаю, сколько в среднем может стоить ваша программа. Он небольшой, Ксения, скажем так. Это очень небольшой процент от стоимости телевизионных трансляций. Это единственно, что я могу вам сказать. Очень небольшой. Болецкая: Стал ли он меньше? Вы знаете, повторюсь: он утвержден, он точен, он соответствует той цифре, которая была утверждена в рамках годового бюджета. И да, там ещё есть, куда двигаться, потому что мы его даже на половину ещё не исчерпали. Монгайт: Я хотела бы вернуться к эпохе «Апостола». Расскажите, пожалуйста, ваши контакты, тесные контакты с компанией «Ростех» вам как-то в дальнейшей вашей продюсерской деятельности помогали? И вообще связи, например, с господином Чемезовым. Это может как-то сыграть на вас в дальнейшем? Давайте так, Аня. Мой муж, собственно говоря, один из самых открытых, наверно, современных менеджеров. Вы знаете, что он с удовольствием общается с журналистами, и никакой проблемы в том, чтобы его пригласить и задать ему любые вопросы по поводу «Ростеха», я не вижу. Монгайт: Я же про вас говорю. Помогало ли это вам? С мужем-то, я уверена, всё в порядке. Да. Помогало, вы знаете, в рамках «Апостола» и в рамках того, какие бренды мы делали, безусловно, у меня возникло большое количество контактов с людьми, с которыми я никогда не контактировала в своей телевизионной деятельности. Монгайт: А для вас как топ-менеджера большого телеканала это же важнейшие связи. Вы знаете, как? Наверно… Сегодня у нас было большое мероприятие, на котором неоднократно моя коллега Наташа Билан говорила, что я самый дорогой… нет, не самый дорогой, как-то она очень смешно сказала по поводу того, что я самый крутой VIP-редактор по гостям. Помогло с точки зрения того, что, безусловно, я самый крутой редактор по VIP- гостям. И безусловно, когда мне что-то надо как продюсеру получить и добиться в рамках того, чтобы… Давайте честно скажу: когда хочется что-то снять, а там сложности, затруднения, это нельзя снимать сейчас, это можно снять попозже, а мне надо сейчас, безусловно, все те контакты, которые у меня наработались за время работы в «Апостоле», я использую. Я и Рустаму Нургалиевичу звоню Минниханову, когда мне что-то надо. И Рамзану Кадырову, безусловно, позвоню, когда нам что-то надо. Товкайло: Например? Например, мы снимали, в прошлом году пошли в такую достаточно зыбкую зону, но мы приняли решение и решили это сделать. Мы захотели снять фанатов. Мы сняли вообще очень большой интересный цикл «Хулиганы», очень интересный, сравнивали фанатов с фанатами, собственно говоря, прошли англичане, как они, пройдя через огромное количество беспорядков, сумели перевести всё-таки футбол при всей своей ажитации и одержимости в семейное зрелище, и, собственно говоря, как у нас. И мы решили потом следующим этапом ближе к Новому году снять песни, чтобы, соответственно, настоящие футбольные фанаты спели для телеканала «Матч ТВ». Сейчас, так как, я подозреваю, вы как мужчина любите спорт и, наверно, смотрите футбол, вы понимаете, что такое договориться с фанатами, чтобы эти фанаты спели для телеканала «Матч ТВ». То есть, во-первых, какое доверие надо было заслужить, во-вторых… Товкайло: Через Рамзана Кадырова, безусловно, они споют. В случае с «Ахматом» ― да. В случае с «Ахматом», вы знаете, это не просто так. Там, условно говоря, он сам вовлечен безумно в свою спортивную жизнь и, соответственно, фанаты ему за это благодарны. Вы были в Грозном? Товкайло: Не был, к сожалению. Съездите, я сейчас не шучу, без иронии, потому что с точки зрения инфраструктуры это заслуживает уважения. То есть если сравнить Грозный, с которого всё начиналось… И со спортивной инфраструктуры. Командная: Нет, я не была там. Потому что коллеги были, я сейчас вспоминаю, с кем же вместе мы там были. Командная: Да, мне рассказывали. Начиная от Миши Решетова, заканчивая Машей Орзул, мы неоднократно летали во время каких-то мероприятий, в основном боксерских поединков или, собственно говоря, футбола. Там такая инфраструктура выстроена, что, конечно, они ему благодарны, потому что теперь есть возможность на спорт ходить каждые выходные. Возвращаясь, да, к тому, что там надо было снять очень быстро, времени было очень мало и как-то хотелось как можно экономически скромнее потратиться на этот проект, естественно, я всех просила и задействовала. Дальше, собственно говоря, часто бывают какие-то вещи, технические чисто, что надо здесь, сейчас и тут снимать. А здесь нельзя, надо получить разрешение. Здесь кто-то ждет, здесь кто-то ответственный, он отъехал, приехал. Ну, мне вам рассказывать о том, как делается продюсирование? Естественно, я всем подряд начинаю звонить со словами «Помогите», потому что как телевизионный продюсер я, конечно, привыкла к формату, что невозможных вещей нет. Знаете, когда Мейвезера привозили, я его преследовала. Мы до Макгрегора дорвались, мы Федора Емельяненко уговорили на то, чтобы он, абсолютно закрытый телевизионно человек, очень тяжело соглашается на съемки его именно жизни, что мы его как бы стали снимать, сопровождать, начиная от Японии, заканчивая Осколом. Тот же, например, Саша Кержаков ― он очень, как бы вам сказать… С одной стороны, он оказался очень хорошим телевизионным ведущим, 5 ноября вы эту премьеру увидите. С другой стороны, не очень привыкшим к такому тотальному вниманию, точнее, не очень любит это тотальное внимание. Товкайло: Не креатура Алексея Борисовича Миллера, фаната «Зенита»? Саша? Товкайло: Да. Вообще нет. Товкайло: Как он вообще, футболист, про футболистов ходят байки, что они не могут двух слов связать, а тут бах ― и ведущий. Я не знаю. Наверно, это может быть не совсем корректно, потому что это частная переписка, но раз уж мне много таких вопросов задают, я сейчас вам зачитаю переписку вчерашнюю. Мне вчера пишет Женя Алдонин: «Тина, как тебе вчерашний эфир? Волевая победа армейцев». Мы переписываемся, соответственно, когда армейцы победили. Я говорю: «Привет. Ну как дела? Вы суперфартовы». Он мне отвечает: «Всё отлично, я знал, что фартовы, но что настолько, даже я не понимал». Товкайло: Надо объяснить, что Евгений Алдонин ― это бывший футболист сборной России. Да. «До матча давал армейцам максимум ничью». Я говорю: «Слушайте, Женя, но это же мы с вами вместе». Он говорит: «Согласен, надо продолжать в том же духе, пока фарт на нашей стороне». К чему я эту переписку вам привожу? Когда я, соответственно, пришла на спортивное телевидение, это большая часть моей работы, естественно, я как телевизионная ведущая и телевизионный продюсер привыкла к тому, что на том телевидении, на котором я работала, у нас были контакты, супер-записные книжки, налажены контакты вообще со всеми, и всех в любое время, в любую минуту дня и ночи можно было начать терроризировать для того, чтобы заполучить для реализации того или иного проекта. А дальше ― Маша свидетель этому ― было предубеждение: очень мужская среда, кого-то я не знаю, кому-то я  вообще по жизни максимум просто не нравлюсь, потому что я есть. И я, что называется, шаг за шагом, постепенно, очень системно начала выстраивать контакты со всеми людьми, кто потенциально имел телевизионную, скажем так, специфику и вероятность. Дорассказываю, то есть Саша Кержаков, я вас понимаю, вы хотите сказать, что раз Кержаков из «Зенита», соответственно, поэтому его рекомендовали и взяли. Да нет же! Там был Карпин, там был Кержаков, у меня в разработке был Аршавин, у меня в разработке… Алдонин ― у нас только-только начало завязываться. У меня в разработке был Булыкин. Мостовой, вы сами знаете, сам пришел и сам хотел. То есть у меня был список людей, ― Максим, сейчас, извините меня, ― которые просто физиологически, антропологически и, собственно говоря, артикуляционно были способны и имели какие-то задатки для того, чтобы стать телевизионными ведущими. Потому что все эти слова о том, что «А где же Гари Линекер?», наталкивались на то, что две-три симпатичные девушки, Мария, у нас были в спортивной журналистике, а с ведущими большая проблема. Поэтому и Жека Савин. У нас что ЦСКА, что, простите меня, «Спартак»… То есть я везде искала. Я пришла ко всем, соответственно, и руководителям клубов, и владельцам клубов и сказала: «Ребята, если кто-то заканчивает карьеру, если кто-то травмирован, если вы понимаете, что у них есть какой-то навык, но они не хотят со мной, вы нас как-то сведите, а дальше я с ними поговорю». Товкайло: Звезды. Конечно. Я бегаю за Березуцкими не первый год и буду продолжать бегать за Березуцкими. Товкайло: Не рестораторы, а футболисты. Монгайт: Это дело неблагодарное, я уже поняла. Конечно. Болецкая: Пока не убежали мы далеко от «Ростеха», ведь история с «Ростехом», одна из медийных, была связана с RTVI, потому что очень упорно рассказывали, что RTVI финансируется Чемезовы. Вы что-то про это знаете? Вообще ко мне эта история не имеет отношения. Болецкая: То есть вообще. Ну как же? Муж должен же что-то знать, нет? Вообще, Ксения, как я вам уже и сказала, мой муж ― один из самых открытых медиаменеджеров. Монгайт: Мужу мы обязательно тоже позвоним. Хорошо, у меня есть другой вопрос. Позвоним или пригласим? Монгайт: Сначала позвоним. Как же пригласить, не позвонив? Хорошо. Монгайт: У меня есть вопрос про болельщиков. Вы же наверняка в курсе, тем более околофутбольных, они для вас даже поют. Я знаю, что сейчас, по нашей информации, на них оказывается какое-то давление, заводят дела на фанатов перед Чемпионатом мира. Ими специализированно занимается господин Маркин, бывший официальный представитель Следственного комитета, есть целая комиссия на эту тему. Как вы считаете, почему Россия так боится своих фанатов? Они действительно такие опасные? У вас нет такого опыта и ощущения? Вы знаете, я бы, наверно, Анна, не переходила на то, что Россия боится фанатов. Вообще весь мир боится экстремизма, давайте так. То есть, условно говоря, если кто-то фанатов использует в экстремистских целях, естественно, этого все во всем мире боятся, особенно в рамках Чемпионата мира по футболу. Поэтому абсолютно понятно, что никто не хочет тех событий, которые были во Франции. И все прекрасно понимают, что, собственно говоря, мы живем в том мире, в котором всё настолько хрупко, ты не знаешь, что будет в следующую минуту. Наверно, это абсолютно очевидные меры, которые принимаются перед встречей всего мира в рамках Чемпионата мира по  футболу. Я знаете чему удивилась? Когда был Кубок конфедераций, я забыла аккредитацию, вот этот… Как называется? Болецкая: Бейджик. Нет, не бейджик, он называется немножко по-другому. Товкайло: FAN ID. Да, FAN ID. Вот я забыла FAN ID. Ну, думаю, сейчас, понятно, что я Тина Канделаки, ну господи, понятно, что у меня… Во-первых, близко никто не подпустил. Но круче было даже другое, что мне очень сильно понравилось. Мгновенно меня отвели в какой-то вагончик, за две секунды отсканировали. У них очень хорошо была налажена эта работа. И за десять минут у меня был новый FAN ID. Мне это очень понравилось, потому что я часто тоже сталкиваюсь с документами: потерял, потом пока найдешь, потом пока докажешь, а еще кому-то ты просто не нравишься… Монгайт: Вы не похожи просто на футбольного фаната. Понимаете, в чем дело? Я похожа на того человека, которого, казалось бы, могли с широко распростертыми объятьями просто так пропустить. Ну я же Тина Канделаки! Но меня никто никуда не пропустил принципиально. То есть я говорю: «Ну это же я, ну вы же видите, ну чего». Они говорят: «Нет-нет, будь трижды вы». Меня отвели в вагончик, я прошла всю процедуру, мне выдали новый FAN ID, и я это очень сильно оценила. То есть процедура одинакова для всех. Монгайт: Я хотела бы всё-таки спросить вас про вашу нынешнюю должность. Не про деньги. Является ли она понижением в отношении того, как изначально строился канал «Матч ТВ»? Вот вы сейчас отдали какие-то свои полномочия новым менеджерам, которые пришли на канал? Я была генеральным продюсером, я остаюсь генеральным продюсером. Болецкая: А вы не могли бы просто человеческим языком объяснить нашим дорогим телезрителям, что изменилось? Вот с тем, когда субхолдинг «Матч» стал подчиняться руководителям субхолдинга «Развлекательное телевидение». Что по факту поменялось-то? Ксения, по большому счету, пока ещё никаких значительных изменений не произошло, чтобы их можно было обсуждать. Всё же только-только произошло. Поэтому появились руководители «Развлекательного телевидения», которые появились на совещаниях. Тут даже обсуждать пока правда нечего. То есть я как отвечала, собственно говоря, за свой околоспортивный контент, я за него отвечаю. Вот у нас сейчас вовсю идет горячая пора, связанная с тем, что мы, с одной стороны, выпустили «Бешеную сушку», и всё как обычно, мы вокруг этой «Бешеной сушки» носимся, потому что у нас не так много инструментов, чтобы пиариться. Дальше, соответственно, вот сейчас мы полностью нацелены со всей командой на премьеру Саши Кержакова. Ничего вот пока ещё такого конкретного, чтобы я могла вам сказать: «Знаете, раньше было так, а теперь так». Есть стратегия, стратегия утверждена, есть количество околоспортивного контента ― оно всё то же в рамках утвержденной стратегии, я за него отвечаю. Что и как будет дальше, Ксения, опять… Мы с вами увидимся, я надеюсь, да, времени ещё есть достаточно много и до конца года. Если будут какие-то новости, я расскажу. В рамках тех компетенций и той авторизации, которая есть у меня. Потому что повторюсь: я работаю в корпорации, я работала в бизнесе. Чем бизнес отличается от корпорации? Ты живешь и работаешь по своим правилам. Соответственно, что хочу, то и говорю, как хочу, так и говорю. А что такое работа в корпорации? Ты когда вступаешь туда одной ногой, ты понимаешь, что ты подписываешь договор, ты подписываешь правила. Работать по правилам, которые есть  в этой корпорации. Правила следующие: я авторизована говорить о том, о чем я говорю. О другом говорить я не авторизована. Болецкая: А хочется? Ксения, я журналист, вы понимаете. Что значит «а хочется»? Вопрос же, зачем. Болецкая: Иногда хочется за чем-то конкретным сказать. Вы знаете, мне бы гораздо больше хотелось использовать этот эфир ― для меня это впервые за многие годы прямой эфир, в котором я принимаю участие ― для того, чтобы людям, которые меня смотрят, сказать: «Мой опыт работы на спортивном телевидении меня ещё раз убедил в том, что нет ни возраста, ни состояния, ни положения, ни обстоятельств, когда человек должен себе сказать: „Знаете, эти обстоятельства сильнее меня“». Всегда в любой ситуации ― а у меня спортивный характер ― надо говорить, что я могу больше. И любое событие в твоей жизни ― это всего лишь стимул для развития, для поиска новых возможностей. Вот для меня абсолютно точно. Любые вызовы, любые изменения, любые этапы в развитии телеканала «Матч ТВ» ― для меня это новые возможности и возможности для саморазвития. И этого я желаю всем, кто меня смотрит, для того, чтобы они ни на секунду не останавливались и не думали, что их жизнь зависит от кого-то, кроме как от них самих. Командная: Тина, этим летом, насколько я знаю, мои бывшие коллеги по «Матч ТВ» должны были как корпоративные как раз сотрудники подписать некую бумажку, некий договор, тот, который они принимают, который касается правил поведения в соцсетях. Что это был за договор? Вы ли его составляли? И есть ли люди, которые отказались его подписать? Я вам более того скажу, Маша, если вы видели, весь журналистский мир обсуждал The New York Times, который, собственно говоря, выступил с таким же предложением для того, чтобы журналисты обсуждали, чтобы журналисты подписывали документы о правилах поведения в соцсетях. Маша, конечно, мы это обсуждаем. И вы прекрасно помните мою позицию, связанную с тем, что, с одной стороны, такой регламент ― это нормальный регламент, который должен быть в любой корпоративной структуре, в которой работают журналисты, потому что мы понимаем, что если мы находимся в эфире, а это не просто, вы же про одну часть рассказали, вы не рассказали про вторую. Мы решили, что мы в эфире будем пока выкладывать аккаунты ведущих, таким образом популяризируя их аккаунты. Я, например, вчера разговаривала с коллегой с Первого канала, она рассказала: «Как только, условно говоря, ведущего мы протитровали его инстаграмом на Первом канале, у него плюс несколько десятков тысяч подписчиков». То есть канал таким образом берет на себя ответственность популяризировать твои соцмедиа. Дальше, если канал популяризирует твои соцмедиа, абсолютно же логично ждать от тебя, что ты не будешь пьяным писать в этом аккаунте, ты не будешь нарушать корпоративные правила, про которые мы все знаем, в своем аккаунте. Монгайт: Часто ваши сотрудники вас подставляют таким образом? Отвечу, Ань. То есть вот мы проговорили. У меня на протяжении этих двух лет точно с тем рабочим коллективом, который есть в ведущих, очень хорошие отношения установились. Все ведут себя крайне адекватно. Я понимаю людей и я всегда говорю вышестоящему начальству, что мы журналисты, мы творческие люди, всё равно люди одержимые. И всё равно человеческий фактор был, есть и будет, какую бы бумагу мы ни подписали. Коллегам, в свою очередь, я всегда говорю: «Коллеги,  всё-таки прежде чем голова руке даст команду, посчитайте до десяти. Пусть голова подумает, потом дает команду». То есть мне кажется, и в рамках того, что происходит у нас, и в рамках того, что происходит в Америке, как вы видите, выбор и выход только один ― с творческим коллективом (а это очень нежный оркестр) надо всё время разговаривать и объяснять, что всё, что вы написали, к сожалению, информационным полем интерпретируется как часть редакционной политики. Поэтому будьте, пожалуйста, внимательнее и понимайте, что ваши слова трактуются по-разному. Монгайт: Буквально один вопрос. А вы как блогер берете рекламу в инстаграме? Ой, вы знаете, Аня, нет. Но предлагают. Я прямо поражаюсь, очень много интересных разных предложений, деньги предлагают. Но я всегда говорю: «Я не беру деньги за посты в инстаграме». Я, конечно, могу поблагодарить кого-то, с кем я дружу и чьими услугами я пользуюсь. Я не беру деньги за то, чтобы выступать на форумах, на фестивалях, на панелях. Я веду эти панели бесплатно. Я готова прийти в любое место, в которое вы меня пригласите, если вы скажете, что там будут миллениалы, с ними надо поговорить. Здесь всех соберете ― приду, проведу, расскажу, поговорю, если вы будете не против, проинтервьюирую. Монгайт: Раньше к миллионерам ходили, а теперь к миллениалам. Товкайло: А вы не жалеете, что вы не удержали на канале Дудя? Вы знаете, наверно, если бы вы чуть раньше задали мне этот вопрос, конечно, я бы как телевизионный продюсер вам ответила. Мне жалко и Дудя, мне жалко и Карпина, мне жалко, что Савин дальше пошел в большое телевидение. Товкайло: Вам их жалко или себя жалко? Любому телевизионному продюсеру всегда жалко, когда создается некий продукт и появляется звезда. А мы с вами уже, Максим, про это говорили, что каналу необходимы были звезды. И вот реально появились звезды, которые стали событием. Товкайло: То есть Дудя сделал звездой «Матч ТВ»? Ну хватит, он же уже отвечал на этот вопрос: «А я же был до этого», и что все говорили: «А он же был до этого», и так далее, тому подобное. Звездой федерального масштаба, конечно, делает федеральное телевидение, что уж тут скрывать. Монгайт: То есть вы считаете, что он не федерального масштаба звезда? Сейчас? Монгайт: Конечно. Еще раз, я же что сказала: звездой федерального масштаба в любом случае делает телевидение. Если вы посмотрите на программу «Культура», вот как раз в аудиторию 18–24, у неё были прекрасные цифры и прекрасные результаты. Командная: А почему закрыли тогда, Тина, если прекрасные результаты? Секунду, сейчас, степ бай степ. Поэтому я, безусловно, понимаю и отдаю себе отчет, что ведущие, которые зажигаются на нашем канале, будут идти дальше. Дальше пошел Дудь, дальше пошел Валера Карпин, дальше пойдет Евгений Савин. Командная: А куда пошел Валера Карпин, Тина? Он же так и не нашел работу, пока он в сфере тренерской деятельности. Он нашел, Маша, работу, я вас расстрою. Командная: Давайте объявим! Эксклюзив! Товкайло: Расскажите, может быть, да. Дорогие друзья, так как я, еще раз говорю, телевизионный продюсер, я очень бережно отношусь к карьерам других людей. И дешевый хайп, который я могу заработать сегодня, может помешать кому-то получить работу. Поэтому я не хочу, чтобы мой дешевый хайп помешал Валерию Георгиевичу получить то предложение, до конца оформиться в том предложении, которое он получил. Дождемся этого  предложения, он сам расскажет. Командная: Дешевый хайп, Гнойный. Зачем вам Гнойный, Тина? Надо договорить про остальную часть вопроса? Командная: И про Гнойного, пожалуйста. А про рэп ― слушайте, Маша, во-первых, самое крутое явление за последнее время в культуре ― это рэп. Зачем мне и зачем я? Я в 1995 году слушала Кулио, извините меня. Ребята, кто интересовался рэпом в молодости? Я что, здесь самая старшая? Монгайт: Вы чем-то ещё интересовались. Товкайло: В 1995 году всё-таки другой рэп. Подождите, помните Мишель Пфайффер в Gangsta's Paradise? Это 1995 год ровно, мне 20 лет, когда выходит этот фильм. И абсолютно понятно, так как, наверно, некоторые из вас были в Тбилиси, что в Тбилиси в 1995 году, собственно говоря, эта культура была одной из самых популярных. Я её очень любила и ею увлекалась, но разговор не об этом. Чем интересен рэп, в двух словах? Первое ― как телевизионный ведущий, как телевизионный продюсер и как любой творческий работник телевидения, Маша, могу вам сказать, что для того, чтобы на телевидении чего-то добиться и что-то получить, нужно было ждать решения продюсера. То есть вот мы приходили с идеей, дальше мы нравились, не нравились, нас утверждали, не утверждали, нам давали возможность творчески самоутверждаться, не давали, нас ставили в сетку, не ставили. То есть мы полностью зависели от того, что кто-то решит. Случай со Славой КПСС, Оксимироном и 26 миллионами просмотров доказал всей стране и показал, что, в принципе, без решения любого телевизионного продюсера федерального канала внизу может возникнуть абсолютно в другой точке, с народа, как говорится, может возникнуть контекст, контент, собственно говоря, абсолютно новый культурологический код, который вне зависимости от того, показывают его на телевидении или не показывают, становится языком поколения. Монгайт: Вам пришлось идти туда, вниз. Нет, зачем идти вниз? Я с удовольствием смотрю ютуб, так же, как и вы, нажимая на кнопку. Я, посмотрев это и ещё раз убедившись в том, что первое ― это дискуссия, я по ней очень соскучилась. Это нормальная дискуссия, товарищи, то есть два человека просто поэтическим языком друг с другом спорят и приводят аргументы. Это классно. Второе ― собственно говоря, это образованное поколение. Это точно отчасти плюс-минус миллениалы, Славе 27 лет, не так уж и много. И третье, то, что мне безумно в этом понравилось, ― понимаете, такие темы начинают затрагиваться и таким языком начинается разговор, что ты понимаешь, ― возвращаясь к началу нашего разговора, ― что эти люди точно считают себя архитекторами будущего в нашей стране. И я точно буду жить в их стране, потому что мне уже будет 42, а им ещё нет 30. И я бы очень хотела этот язык понимать. Поэтому я с удовольствием заинтересовалась, с удовольствием встретилась. Надеюсь, мы сделаем ряд интересных совместных проектов и это позволит не только мне, но и тем, кто является моими ровесниками, ещё раз понять одну важную вещь: у нас есть возможность ещё их понять, начать с ними говорить на одном языке и быть частью будущего. Командная: А Гнойного ждать на «Матч ТВ»? Вы знаете, мне кажется, он уже вышел на СТС, Маша. Командная: А вы пытались его заполучить? Монгайт: Нет, просто когда Тина будет вице-премьером по молодежной политике, Гнойный возглавит комсомольскую организацию. Командная: Тина, но тут немножко вы себе противоречите. Монгайт: У нас, к сожалению,  есть еще только один вопрос. Давай ты возьмешь себе один вопрос, и мы на этом закончим. Командная: Это вопрос от моего друга и, скажем так, телезрителя. Это так смешно! Почему же всё время у нас в стране все хотят делать что-то… Я прошу прощения, Маша, что прервала. Все хотят, чтобы кто-то что-то делал, к чему он не имеет профессионального отношения. Вот вы меня всё время в политику отправляете, зачем? Я же телевизионный продюсер, я работаю по профессии. У меня вообще слоган последнего года ― «Друзья, давайте работать по профессии!». Болецкая: Вы же говорите, нет пределов. Конечно, но давайте работать по профессии. Рубин: Тогда по этой логике ― а чего же вы радуетесь Собчак тогда? В президенты она не по профессии идет. Повторюсь, её политическая активность абсолютно четко для всех нас, давайте не будем притворяться, должна была логически привести к тому, что в какой-то момент она решит заниматься политикой профессионально. Рубин: То есть вас не удивило это. Миша, ей тридцать пять. Люди в семьдесят лет баллотируются в президенты. Поэтому… Монгайт: Так что Ксения ещё несколько раз может попробовать. Командная: Вопрос от моего приятеля и коллеги, которого зовут Юра Дудь. Он, к сожалению, сегодня не смог прийти в эту студию, но попросил меня задать этот вопрос. Хотел? Командная: Конечно. «Тина, согласно СПАРК, „Матч ТВ“ закончил год с убытком в 1,7 миллиарда рублей. На „Культуре“ я получал всего 50 тысяч рублей за программу. Куда ушли остальные деньги, на что вы их потратили?». Во-первых, Машенька, я уже сказала и ещё раз повторюсь… Командная: Не мне, Юре. Нет, ну почему, вы же не просто неоживленный какой-то передатчик, вы же живой человек и журналист, который, наверно, перепроверил, правда же, все данные, которые дал вам Юра, и так мне задает вопрос? Или, не перепроверив, просто задает вопрос? Только честно. Командная: Я прекрасно помню эту статью, которая выходила в том числе на сайте sports.ru, главным редактором которого является Юра. То есть вы доверяете, вы видели факты, вы видели, соответственно, СПАРК, вы всё видели и перепроверили. Командная: Я доверяю тому материалу, да, скажу вам честно. Перепроверяйте факты. Всё-таки журналист должен пользоваться фактами, а не слухами и тем, что передал ему товарищ. Возвращаясь к Юрию: Юрий регулярно прорывается во все эфиры, где задает мне вопрос. Я бы даже пришла к нему в программу, честно говоря, если бы… Командная: Не звал ни разу? Очень много раз звал, но я честно сказала, что наше с ним интервью абсолютно обречено, потому что Юра разговаривает всегда, как вам сказать?.. В коннотации человека, который всегда прав, он уже всё знает, он уже все ярлыки навешал, ему 50 тысяч рублей платили, и, соответственно, он, бедняжка, уволен с телеканала «Матч ТВ». Но вы же знаете, что это не так, вы же знаете, почему закрылась программа. Командная: Нет, я не знаю. Товкайло: Почему? Всё очень просто. Телеканал «Матч ТВ», собственно, в той части, за которую я авторизована, давайте я отвечу про ту, я ещё раз говорю, за хозяйственные вещи я не отвечаю. Дайте я отвечу за то, за что я отвечаю. И за финансово-экономическую деятельность. Мы можем производить околоспортивный контент, Максим, только в том случае, если он экономически эффективен. Для того, чтобы он был экономически эффективным, мы проходим очень много ступеней авторизации. Шкляров: Понятно. Поэтому здесь вопрос не столько в опыте, а в самом процессе. Это нужно делать просто, и всё. Любая работа ― посмотрите, мы начинали муниципальные выборы, и тоже много говорящих голов говорило: «Да это нереально». Мы собрали три с половиной тысячи людей. «Да нереально зарегистрировать» ― зарегистрировали тысячу. «Да нереально вообще избрать никого, всё куплено, Ракова, сливы есть, всё решено». Вот 267 кандидатов попали в муниципальные депутаты. Поймите, что говорить можно много, нужно просто ещё и делать, да. И в данном случае неважно, какой будет результат. Он может быть никакой, правда, я его не знаю. И никто не знает, а попробовать нужно и важно. Товкайло: Но про результат мы ещё поговорим. А вам вообще не стыдно работать сейчас в штабе Собчак? Вот вы в самом начале сказали, что у вас такая благородная, почти образовательная цель ― рассказать людям, что есть выборы. Шкляров: Да. Товкайло: Напомнить им, что нужно участвовать в политической жизни. Но при этом вы же не будете отрицать, что участие Ксении Анатольевны в этой выборной кампании на руку Кремлю. Вот вы для себя оценивали репутационные риски участия в предвыборной кампании Собчак? Шкляров: Да. Товкайло: Вам не стыдно на неё работать? Шкляров: Мне стыдно за бабушек, которых я вижу на улицах. Мне стыдно, что самый главный мировой экспортер газа ― и за пределами Москвы в некоторых деревнях нет газа, да. Мне стыдно за другие вещи. Мне не стыдно доносить и помогать любому либеральному демократическому кандидату, что бы ни говорил Кремль. Кремлю правда на руку играть двойную игру. На Западе они играют игру, чтобы их все боялись. Здесь они играют игру, что якобы Кремль всё контролирует и ссорит Навального и Собчак и вообще либералов. Да неважно, нельзя на это обращать внимание, это им на руку, это их игра. А вот нужно просто игнорировать, и всё. Как поезд, дальше ехать и делать свое дело. Товкайло: Ну то есть у Кремля и у Путина, получается, нет слабых мест. Нужно, извините, выражаясь футбольной терминологией, навязать свою игру сопернику, взять инициативу в свои руки. Шкляров: Да, правда, вы совершенно правы. В системе координат политической, в которой мы живем, играть по их правилам ― мы будем всегда проигрывать, всегда, потому что это более сильный соперник, больше денег, медиаресурсов и так далее. Монополия на насилие и так далее. Поэтому победить такого игрока невозможно. Значит, нужно находить слабые места, нужно навязывать этому боксеру свою игру, свой танец. Искать слабые места, не знаю, вот как солнце, ветер и вода, точить этот камень. И он когда-то разрушится. Поэтому конечно, только так. И поэтому в данном случае мне не стыдно совершенно, ― отвечаю ещё раз на ваш вопрос, ― потому что это всё в одну копилку, это в копилку сейчас выборов, это в копилку 2021 года, это в копилку, возможно, 2024 года, когда пойдет какой-то другой кандидат и не будет Путина. Поэтому это работа не только для Ксении Собчак, это не политический стейтмент, а ещё и работа на будущее. Рузавин: О какой своей игре может идти речь, если, собственно, всё началось с, не знаю, согласования, не согласования, разные версии, но как минимум с общения Собчак с Владимиром Путиным? Как она говорит, поставив его в известность перед этим, по сути, получив некоторое благословение. Шкляров: По сути,  можно многое подогнать под ответ. Если вы на самом деле хотите придраться, можно много найти причин, почему это не нужно делать. А давайте от обратного посмотрим ― почему нужно это делать. Если бы в 2013 году все накинулись на Алексея Навального и сказали: «Как так, ты у Собянина, у „Единой России“ взял муниципальных депутатов подписи, ты кремлевский», не было бы 2013 года, не было бы 24%, не было бы следующих трех-четырех протестных лет и так далее. Ребята, давайте в стране, в которой и так зачищено, выжжено это поле, помогать этим людям. Помогать, а не искать подвох в этом. Ведь не дали человеку ещё ни развернуть кампанию, не дали высказаться по каким-то вещам. Только первый, второй, третий день, и сразу все делят на своих и чужих. Ну вот так же точно не победим. Вот так же они как раз таки навязывают нам их игру. Они ― это Кремль. Чтобы мы занимались диванной демократией. Вот лучше пускай все эти говорящие головы, которые ссорятся по поводу «Кремль ― не Кремль», «Навальный ― не Навальный», пускай неделю пойдут у Навального поработают, неделю у Явлинского на кампании, неделю у Собчак и этим помогут, нежели просто сидеть и болтать. Желнов: Я так понимаю, Петя спрашивал… ну не о другом, он спрашивал просто, считаете ли вы, учитывая специфику нашей страны, нормальным то, что кандидат, который оппонирует президенту, обсуждает свою кандидатуру с президентом? Даже безотносительно только лишь Ксении Собчак. Вот был Михаил Прохоров тоже, который очевидно обсуждал, очевидно встречался. Или даже ему предлагали участвовать. Шкляров: Да. Желнов: Вот вы считаете это нормальным или не нормальным? Потому что Навальный с Собяниным не встречался. Шкляров: Да. Желнов: И с Путиным тем более, если говорить о мэрской кампании, где участвовал Алексей Навальный. Шкляров: Понятно. Если цепляться за мелочи, вы правы, может быть, он встречался, не встречался. Сути это не меняет, работы и цели это не меняет. И в данном случае считаю ли я нормальной систему, в которой мы живем, политическую? Нет, не считаю нормальной. Считаю ли я нормальным, что Навального не допускают? Нет, не считаю нормальным. Считаю ли нормальным, что есть политзаключение? Не считаю. И Украину не считаю нормальным, и так далее. Но… Желнов: Вопрос был другой. Считаете ли вы нормальным, когда кандидат, оппонирующий президенту, с президентом встречается и в той или иной форме получает одобрение на это? Шкляров: Ребята, а правда мы знаем, что было одобрение, был такой разговор? Я не знаю, правда. Считаю, скорее всего, ненормальным. Рубин: Вы не задавали этот вопрос, прежде чем принять предложение войти в штаб? Шкляров: Считаю, скорее всего, что ненормально советоваться с Кремлем, делать это или нет, вот. Но я не знаю, делала ли она или нет этот шаг, во-первых. Желнов: Она делала, Ксения говорила, конечно. Шкляров: Она встречалась по поводу фильма. Желнов: Она сказала, что Путину эту идея не понравилась, это мы знаем со слов Ксении. Шкляров: Да. Желнов: Слов Путина пока на этот счет мы не знаем, надеемся, спросим и узнаем. Шкляров: Кстати, а когда-то в старину была джентльменская традиция даже перед дуэлью и говорить: «Знаете, я вас ненавижу за это и буду сейчас с вами стреляться». Ничего, я не вижу в этом слабости, я вижу в этом силу. Человек самодостаточный, такой, как Ксения, который решился на  этот шаг, тем более женщина, тем более в этой системе координат… У Прохорова ― понятно. Если у него большие деньги, нельзя в этой стране, мне кажется, иметь огромный капитал, не согласовывая с Кремлем. А вот ей есть что терять, правда. И не нужно ей было это делать, совершенно очевидно. Сурначева: Скажите, вот не для Ксении Анатольевны, для вас лично как для технолога, для человека, который работает, для вас имеет значение, это договорной матч или честный? Шкляров: Абсолютно, да. Сурначева: Имеет? Шкляров: Да. Сурначева: То есть если бы вы точно знали, что это договорной матч, что всё распределено, что все роли прописаны и что, в общем, ваша работа… немного слишком номинальна, вы бы не пошли работать? Шкляров: Я бы не пошел. Но здесь вопрос не в моей работе, здесь вопрос в честности. Я работаю на этой работе не работы ради, а для того, чтобы в этой стране было жить хорошо и лучше. И поэтому сама такая постановка вопроса изменяет, соответственно, цели. Тогда зачем я? Тогда точно так же можно идти завтра работать в Кремле в администрации президента, зачем тогда я? Нет, как раз таки для меня… Сурначева: Вы так говорите, как будто это плохо. Желнов: Многие так и делают. Сурначева: Многие так и делают. Желнов: От оппозиции в Кремль. Шкляров: Я не говорю, это просто позиция личная. Я не говорю, что плохо работать в администрации президента. Наверняка там очень много талантливых, есть талантливые, хорошие ребята и девочки работают. Не плохо или не хорошо работать на Трампа. Это всего лишь позиция, это стейтмент личный. Я считаю, что Путин и система, которую он создал, вот это его видение будущего, в котором мы живем 18 лет, привело страну богатую, сильную страну, в которой живут тоже мои родители, друзья и так далее, за которую мне обидно и за которую я переживаю и болею, к тому, где она сейчас. Это война, это изоляция. Можно дальше загибать пальцы до бесконечности. Поэтому это не вопрос просто выборов, это принципиальная штука. Желнов: Вот я хотел спросить по поводу другого вашего коллеги из штаба Ксении, имя которого мы сегодня узнали. Алексей Ситников, который будет вместе с вами работать. Шкляров: Да. Желнов: Тоже политтехнолог. Ситников, насколько нам известно, работал с Сергеем Кириенко, первым замглавы администрации президента, и на последних региональных выборах вел как раз губернаторскую кампанию в Севастополе. Тут как бы явно ― политтехнолог, который взаимодействовал с Кремлем. Некоторые называют его кириенковской креатурой. Как вы к этому относитесь, что в команде есть человек, который делал кампании в том числе для власти? Рузавин: Тем более в Севастополе. Шкляров: Тем более в Севастополе, да. Не знаю, интересная история. Я про нее правда не знал, с другой стороны, если бы меня Алексей приглашал, скорее всего, на какую-то историю с Кириенко, скорее всего, я бы на это не согласился. Разговоры я вел с Ксенией. Не знаю, затрудняюсь сейчас сказать, на этот вопрос ответ найти. Дилемма, с одной стороны. С другой стороны, друзья, знаете что? Вот я правда могу найти много-много причин, почему это не делать. С другой стороны, вот как делают интересные компании, которые меняют мир? Google, Tesla и так далее? Как делают дети наши? Они просто играются, они не видят результат, потому что процесс важен. Важно не когда, не  что, а как. И как ― в нашей стране особенно важно, потому что выжгли это поле, нет ничего. Поэтому перебирать… Если нет большого выбора, нужно просто делать. Иногда просто нужно делать, стиснув зубы, дальше идти и смотреть, что получится. Не бывает, ребенок не рождается за месяц, за два. Ему нужно девять месяцев. Не рождается демократия за одни выборы, за двое или только с выборами одного человека, это процесс. И этому процессу ещё долго в России идти. Я играю вдолгую, мне интересна игра вдолгую, это, я думаю, 10–20–30 лет. И поэтому ничего не сменится, даже если завтра не будет Путина. Это длительный процесс. И поэтому чем раньше мы его будем делать и находить меньше отговорок, почему это не делать, тем лучше. Хотя, правда, найти их при желании можно очень много и легко. Товкайло: Вот вы сказали про Ситникова, а вообще? Сегодня Ксения Анатольевна сколько, восемь основных человек назвала, которые будут в её штабе. Вы со всеми ними были знакомы до этого? Шкляров: Вообще ни с кем. Я сегодня первый раз. Товкайло: Это нормально, что вы идете к такой, повторюсь, благородной цели, может быть, даже в 2024 году с людьми, о существовании которых… многих, может быть, вы знали до этого, но познакомились вот на днях? Выборы через полгода, кстати. Шкляров: Вы знаете, если смотреть, если пропускать это через себя, то, наверно, может быть, и ненормально. А если пропускать это через другую цель, вот если я по концовке этой избирательной кампании достучусь, может быть, не как мы в Москве ― до 20 тысяч волонтеров и людей, а до ста тысяч или двухсот, и потом мы эти данные сможем использовать в 2021 году или для какого-то либерального демократического кандидата на президентских в 2024-м, то это хорошо, это стоит того. И черт с ним. Рузавин: А как вас вообще звали? То есть технически. Кто вас конкретно приглашал? Рубин: И знакомы ли вы с самой Ксенией Собчак? Рузавин: Знали ли вы саму Ксению Собчак? Шкляров: Я не знал, я первый раз с ней познакомился пару недель назад, когда мы впервые пообщались. Позвала она меня на знакомство. Она достаточно сильно и долго интересовалась… Рубин: По совету Димы Гудкова? Шкляров: Я думаю, что да. Это вот как раз закончились 10 сентября муниципальные выборы, как-то так бомба разорвалась очень сильно, много про это рассказывали. И она меня долго расспрашивала, в чем был секрет, как можно провести кампанию с малыми средствами, но эффективно, потому что у нас правда было не сильно много денег, мы фандрайзили. И с этого я начал подробно рассказывал, как это работало. Она, спросив, сказала, собственно: «Ты думаешь, можно это масштабировать на страну? Можно попробовать малой кровью, с малыми средствами как-то на улице доносить это до людей или работать с моими подписчиками и так далее?». Я говорю: «Никто этого не делал, нужно попробовать». И правда нужно попробовать. Может быть, не получится, но попробовать нужно. Отсутствие результата ― это тоже результат, но делать это нужно. Рузавин: Вот просто хотелось бы чуть-чуть в начало разговора вернуться. Есть ли хотя бы в каком-то количественном эквиваленте результат, к которому вы стремитесь, не знаю? Желнов: KPI его назовем, да. Рузавин: Да. Как замеряете? Шкляров: У меня, с одной стороны, его нет, потому что если бы мы говорили  про честные выборы, можно было бы делать какую-то аналитику и прогнозы, а когда выборы в этой стране нечестные, это просто шарлатанство ― предсказывать что-то. Желнов: Ну подождите. Сурначева: То есть переводя на русский: мы проиграем, но мы скажем, что это потому что все зашарлатанили. Мы выиграем и скажем: потому что мы молодцы. Так не делаются KPI. Шкляров: Смотрите, я предполагал, что на муниципальных выборах мы, наверно, проведем человек 70–80, я считал это крутейшим результатом, да. Прошло 267. Плохо, хорошо ли? Да неважно. Желнов: Но давайте к муниципальным всё-таки не апеллировать. Сейчас более серьезная федеральная кампания. Шкляров: Да, я про то, что некоторые вещи нельзя просто числами мерять. Рубин: Их можно. Шкляров: Их можно. Давайте, если мы говорим о выборах в какой-нибудь другой политической системе, в Соединенных Штатах можно говорить: «На 0,5% больше или меньше ― поражение». Здесь вообще ничего нет, посмотрите. Два-три кандидата. Сурначева: А зачем вы работаете? Рубин: У Ксении есть совершенно конкретная избирательная стратегия ― «против всех». Шкляров: Да. Рубин: Я не верю, что политтехнологи предлагали ей эту стратегию, не имея хоть каких-то представлений и измерений о том, вот это «против всех» в России ― это сколько? Шкляров: А вы знаете, давайте предположим, что не было таких. Вот смотрите, Макс Трудолюбов на днях сказал очень хорошую штуку: «Это такой своеобразный постмодернизм». Да, почему нужно исходить от каких-то канонов? Вот штабы, кубы и так далее. В 2013 году это было дикое новшество, и Алексей, и Леонид Волков ― молодцы, сделали кубы и вынесли вдруг политику на улицы, перед станциями метро. Это было интересно. А вдруг мы сейчас найдем другую новую технологию? Желнов: У Алексея KPI измерялся вполне в конкретных цифрах. Шкляров: Да. Я думаю, что в результате совершенно конкретные будут KPI. Желнов: И высоких. И у Михаила Прохорова он измерялся в высоких довольно-таки цифрах. Прогноз ваш ― какая цифра будет на этих выборах? Товкайло: Лично ваш, даже не Ксении Анатольевны, а лично ваш. Вот сколько, 5, 7, 10? Желнов: «Против всех». Вот сколько эта строка в избирательном бюллетене наберет голосов? Рузавин: Или это, может быть, не голоса, не знаю, количество протестующих на улицах. Шкляров: Повторюсь: я это не знаю. Я буду делать однозначно всё максимально… и вся команда, чтобы было как можно больше людей. А вот KPI мы увидим хотя бы через месяц, через два. Сколько людей на сайте записалось. Можно сделать статистику, сколько из записавшихся прошлись по подъездам, разнесли листовки. Пока это только начало работы. Правда, будет просто враньем и ни о чем, если я буду говорить какие-то цифры. Рузавин: Кампания Прохорова успешная, с вашей точки зрения, была? Шкляров: Я за ней очень досконально не следил тогда. Успешная она или нет… С точки зрения того, что Прохоров привел новый какой-то электорат или людей заинтересовал, может быть, предпринимателей, немножко освежил Жириновского, Зюганова и весь этот старческий состав ― да, безусловно, успешна. То, что он договаривался наверняка с Кремлем, это плохо. Но опять-таки, тогда был другой Кремль, тогда была другая Россия. Посмотрите, тогда не было ни Украины, ни Сирии, тогда не было ни войны, ничего. Другая система координат. Нельзя мешать это. Рубин: Если нельзя измерить голоса, то давайте поговорим о том, что измерить можно точно, что вообще всего интереснее людям и нам, журналистам, тоже. Это  деньги. Шкляров: Деньги? Рубин: Деньги, да. Тем более вы уже заговорили о том, что вы с Собчак эту тему обсуждали. Шкляров: Да. Рубин: Расскажите нам, насколько можно, сколько это стоит в России сейчас и на что эти деньги идут? Вот просветите. Шкляров: Если честно, я признаюсь, я не большой специалист по ценникам и сколько это стоит в России. Наверно, плохой вам советчик. Это как раз таки Алексей Ситников больше бы рассказал вам про стоимость этих услуг. Я всегда в своей жизни, как-то так получалось, искал кандидатов нестандартных. Люди, которые либо имели свою аудиторию, свой какой-то нестандартный подход, либо совершенно были из ряда вон какие-то кандидаты. Поэтому деньгами там не мерялось. Идеями. Я считаю, что сам факт того, что… даже последняя работа, где мне приходилось работать, это у Сандерса. Человек с идеей, который 25 лет… Он мне, знаете, кстати, напоминает Явлинского. Рубин: И вот они и проигрывают всё время. Шкляров: Да. Человек, который 25 лет одно и то же говорит, и люди его не услышали, они его не оценили. Рубин: Но вы же не хотите того же самого для Собчак. Шкляров: Но вдруг он выстрелил. Желнов: Это, наверно, проблема человека, который 25 лет одно и то же говорит, а его не услышали. Шкляров: Возможно. А может, просто время не пришло. Желнов: 25 лет ― ну как сказать? Шкляров: Возможно. Ну посмотрите, серьезно. Сенатор Сандерс 25–30 лет в сенате… Желнов: Давайте про Сандерса не будем. Шкляров: Я к тому, что деньги иногда не важны. Желнов: Слушайте, политика ― это деньги. Шкляров: Это идеи. Хорошо, отвечая на вопрос: я не знаю. Желнов: Да. Шкляров: Я не знаю бюджет. Я а) не знаю, б) не хочу в этом… Желнов: Ксения говорила сегодня, кстати. В районе 15 миллионов долларов. Рубин: Долларов, да. Шкляров: Сегодня на пресс-конференции она говорила. Миллиард, 15 миллионов долларов. Она немножко говорила в другом контексте, что это, безусловно, огромные деньги, но для бизнеса, для бизнесменов, для богатых людей, для того, чтобы донести или создать какую-то интересную кампанию в стране, 15 миллионов долларов тоже не большие деньги. И с этой точки зрения, может быть, она права. Но про финансы я правда не знаю. И самое интересное, что мне это даже не особо важно. Рубин: Коли вы считаете её независимым от Кремля кандидатом, как вы считаете, ей бизнес российский даст деньги? Шкляров: Думаю, да. Рубин: То есть он не побоится общаться? Шкляров: Вы знаете, все же, мне кажется, нормальные, понимающие люди. Все же понимают, что неправильно, что можно же жить лучше. Эта страна, эти люди заслужили большего. Они работают точно так же, как и другие. В этой стране много ископаемых, в этой стране… Она страдала и заслужила большего. И что-то не так работает. Если в ресторане вас плохо обслуживают, вы туда больше не приходите. Если вас Uber плохо ведет, вы даете плохую отметку, и этот водитель не получает больше клиентов. Этому государству сигналы шлются десятки лет, и всё равно ничего не меняется. То есть бизнес тем более на своей шкуре чувствует, насколько государство погрязло в коррупции и неэффективно. Задача государства ― быть эффективным и помогать, а государство совершенно не выполняет свои функции. Поэтому бизнес должен быть заинтересован. Вопрос: каждый ли готов признать, публично выступить и сказать: «Я дал деньги  Собчак»? Не уверен. Но некоторые это делают, только шляпу нужно тогда снимать перед такими людьми. И тем более помогать таким кандидатам. Сурначева: Знаете, я хотела бы немного вернуться к вашему ответу на вопрос про KPI. Я понимаю, что мы уже много поспорили, но в целом вы не ответили на него самым очевидным образом: «Наш KPI ― это победа». Так говорит любой нормальный технолог любого нормального кандидата. Шкляров: Да. Сурначева: И этого не говорит Ксения Собчак. Она говорит: «Я не хочу быть президентом, я тут просто постоять и поговорить в телевизоре». Шкляров: Да. Сурначева: Зачем мне как избирателю голосовать за кандидата, который не хочет становиться президентом? Как вы это донесете до людей? Про что это? Шкляров: Я тогда поправлюсь немножко и скажу, что да, наш KPI ― это победа. Но победа, нужно оговариваться, в выборах, как в спорте ― это первое место. А мы все понимаем, что в этой системе координат первое место занять нельзя, не получится, и всё. И это трагедия. Вот над этим нужно работать, чтобы через шесть или через двенадцать этого не случилось. Сурначева: Тогда ответьте на второй вопрос. Зачем избирателю голосовать за кандидата, который заранее признает свое поражение и заранее говорит, что он отказывается от того, чтобы быть президентом? Зачем? Шкляров: Не за кандидата, а против этого государства, против режима, против Путина. Сурначева: А зачем? Он против и на диване полежит. Шкляров: А против так не работает. Если вам что-то не нравится, вы лежите на диване, ситуация меняется? Мусор выносится сам из дома? Нет. Посуда моется сама? Нет. Нужно что-то делать. Вот и всё. Вот это результат. Желнов: Созидательное разрушение. Скажите, вот если говорить об этой графе «против всех», вот руководитель штаба Игорь Малашенко, который был одним из участников ельцинской кампании в 1996 году, известный политтехнолог, который ваш непосредственный глава, сегодня сказал в интервью как раз Мише Рубину, что он не очень согласен вот с этим подходом, с этим лозунгом ― «Против всех». Вы согласны с ним? Действительно ли есть понимание, что вот под таким девизом, под таким лозунгом пройдет кампания и не будет меняться никак вот этот девиз? Шкляров: Этот девиз, этот лейтмотив выбрала сама кандидат, Ксения Анатольевна. Желнов: Ксения, да. Шкляров: И я думаю, что под ним и пройдет. Он, собственно, правильный. «Против всех» в данном случае ― это протест против статус кво, против того, как мы живем, как мы ходим на выборы. Это тоже протест, потому что выборов нет. Против того, что не допускают молодых или людей оппозиционных взглядов, это тоже протест. И сам факт вынесения этой темы на медийное поле ― это тоже протест. Посмотрите, за два-три дня сколько много людей написало, особенно даже и западные средства массовой информации написали про эти выборы. Это хорошо. Если вы думаете, что Навальный или Собчак ― кремлевский проект, по крайней мере, западные журналисты ― так точно нет. Пусть приезжают, больше интересуются нашими выборами, пусть сюда больше приезжает телевидения, журналистов и освещают это, таким образом создают прессинг на Кремль, показывая нелепость и несостоятельность этих выборов, чем мы будем вариться вот в этом собственном соку. Поймите, мы попадаем в тот же пузырь, как и Кремль, просто с другим знаком плюс или минус, если мы всё будем мерять только по Алексею или ещё по  чему-то. Не надо бояться делать ошибки. Нужно просто делать, и всё. Товкайло: Виталий, вот вы несколько раз вспомнили об Алексее Навальном. И сегодня даже, когда была пресс-конференция Собчак, с Малашенко они так заочно поспорили, да. По словам Собчак, Малашенко против того, чтобы она снимала свою кандидатуру, если Навального допустят до выборов. Вот учитывая, что стратегия вашего кандидата ― это «против всех», очевидно, что Алексей Навальный ― более сильный кандидат, чем Ксения Собчак. Шкляров: Безусловно. Товкайло: Если его регистрируют, вы считаете правильным, чтобы Ксения Собчак сняла свою кандидатуру и чтобы дальше вы все, ваша команда, если потребуется, работали на Алексея Навального? Или у вас отдельный путь и совершенно разные избиратели, аудитория? Шкляров: Абсолютно считаю это важным, абсолютно считаю это правильным. И для общего дела это неотъемлемо. Дал бог бы, чтобы зарегистрировали его. Это правда очень важно. И позиция Ксении по этому поводу очень хорошая. Если на самом деле получится, что Алексея зарегистрируют, все наши ресурсы, всю нашу помощь нужно канализировать туда, только так. Товкайло: То есть конкурировать, бороться с ним, если и его, и вас зарегистрируют, вы не собираетесь. Шкляров: Нет. Я лично ― точно нет. Желнов: С другой стороны, давайте признаемся себе честно, что мы все понимаем, что его не зарегистрируют. Шкляров: Я думаю, что его не зарегистрируют, хотя Ксения… Желнов: Поэтому одно дело, когда политик говорит это и произносит, но другое дело, кто верит в эту формулу. Понятно, что никто. Шкляров: А Кремль может наоборот сыграть и зарегистрировать и Ксению, и его. Тогда они будут резать. Товкайло: Может быть, убедить Навального поддержать Собчак? Шкляров: Вы знаете, если по-честному, я считаю, что это было бы здорово. Вопрос, уйдя от личностей и так далее, уйдя от того… Вы знаете, это эстафета. У кого-то одни скиллы, кто-то быстрее бежит, кто-то быстрее подтягивается. Я думаю, что если допускают его, очень важно передать эстафету ему. Если его не допускают, чем просто пропускать ход, очень важно мобилизировать и показать вот эту, знаете, объединенную стенку. Показать: «Кремль, мы на это не введемся. Мы едины в своем решении». И это круто было бы. Товкайло: Это вопрос амбиций. Готов ли он к этому? Вряд ли. Шкляров: Поймите, но он же моего года рождения. Нам по 41 году. Жизнь еще впереди, еще как минимум он только треть её сознательно прожил, да. Посмотрите, через шесть лет, через четыре года, через двенадцать ― ну какая разница? Ведь если его цель ― кардинальные изменения в этой стране, то неважно, правда неважно. Это вопрос времени и самого терпения. Амбиции никто не отменял. Он может точно так же заниматься своим делом дальше. И точно так же Ксения может заниматься своим делом. Но зачем давать… Самое главное для политика, как для спортсмена, ― это соревнование. Правда должен выживать… не выживать, а побеждать сильнейший. Но сигнал обществу, которое и без того разрознено, без того устало, без того не верит в выборы, в институты и так далее, какой шлется? «Посмотрите на эту демократию». Вот как Кремль это продает. «Посмотрите на этих либералов». Вот и всё. Вот здесь как раз таки объединиться и стать стенкой ― это было бы сильный месседж, это был бы сильный посыл. Рузавин: Вот про убеждения. А с Навальным вы знакомы? Шкляров: Нет. Рузавин: Тогда еще вопрос про ваши  контакты. Вы в начале сентября в интервью «Эху Москвы» заявили, что очень жалеете, что проиграл Берни Сандерс, в общем, так и не дошел до финальной стадии гонки, потому что надеялись, что он наладит контакты с Россией, потому что вы, в свою очередь, имеете разные связи. Видимо, подразумевали и связи в Москве. Шкляров: Да. Рузавин: Собственно, с кем вы… Общаетесь ли вы с Чубайсом или с кем-то из администрации президента? Шкляров: Я, честно говоря, вообще немножко не местный, понаехавший, и поэтому я мало кого знаю, ни с кем не общаюсь, кроме своей команды, Максима, Гудкова, Варламова. Вот как-то своих друзей, с кем мы вместе вели кампанию, с кем мы вместе работаем. Вот сейчас познакомился с людьми Ксении Анатольевны. Я, знаете, про Сандерса говорил в том контексте, что я всё-таки понимал, какой Трамп и куда это идет, хотя и не думал, правда не думал, что он выиграет, вот. За Сандерса немножко обидно лично, потому что мне правда кажется, что это хороший кандидат и человек в этом возрасте, который с правильными, немножко левацкими ― не все идеи были сильными, но пару очень хороших. Было бы здорово, если бы он победил, в Америке сейчас это был бы хороший сигнал внутри общество. Именно только для Америки. Я больше чем уверен, что отношения наверняка были бы по-другому и зашли бы в другое русло, если был бы Сандерс президентом, потому что точно не было бы никакого вмешательства, не было бы никакой истерии по поводу России, потому что нет этих бизнес-контактов, «Трамп-отеля» и так далее. Поэтому то, что происходит сейчас между Америкой и Российской Федерацией, ― это большая трагедия, это очень жалко. Я лично от этого страдаю. Рузавин: Чуть буквально на две минуты назад. Шкляров: Да. Рузавин: По поводу того, что вы не местный. Вы из Беларуси. Шкляров: Да. Рузавин: А вы гражданин Российской Федерации? Шкляров: Нет. Рузавин: Вы гражданин Беларуси. Шкляров: Я гражданин Республики Беларусь, да. Сурначева: К кампании Навального я бы тоже хотела вернуться. Мы сейчас много обсуждали. Вы считаете, что то, что делает Навальный, и то, что начал полгода назад, ну, не полгода, несколько месяцев назад, собственно, успешным? Что это привлекает большое количество людей? Шкляров: Я считаю, что это очень успешно, что он большой молодец, снимаю шляпу перед ним. Особенно перед его женой, которая живет в такой ситуации, с таким… Сурначева: Хорошо, а теперь представьте себе, что эта кампания продолжается. Шкляров: Да. Сурначева: Навальный продолжает ездить по городам, собирать штабы, митинги, передачи, всё такое. И он не поддерживает Ксению Собчак прямо. То есть он ничего не говорит, ни да, ни нет, просто не говорит. Шкляров: Да. Сурначева: Это потеря для вашего потенциального электората? Это всё равно, вы будете завоевывать других людей? То есть как вы будете работать с тем, что всё равно есть целая часть, которая за то, что Навальный ― президент? Шкляров: Да. Сурначева: И это потенциально всё-таки ваш протестный электорат. Шкляров: С точки зрения общего дела это потеря. Правда было бы сильно, если бы общим флангом двинулись против одного соперника, одного врага. С точки зрения политических амбиций он делает всё правильно, так и нужно делать. Сурначева: С вашей точки зрения как технолога, которому надо своего кандидата приводить к какому-то результату, не буду говорить про победу уже, неуместно. Шкляров:  С точки зрения человека, который работает на штаб Ксении Собчак, я думаю, что совершенно всё равно, потому что это разные аудитории и разные посылы будут. А с точки зрения человека, который играет вдолгую и думает, как сделать здесь долгосрочно или достичь каких-то перемен, я считаю, что было бы лучше, если бы была какая-то консолидация либо, по крайней мере, не было конфликта, потому что это против нас же всех. Не нас именно, штаба, а нас-демократов. Желнов: Почему вы говорите про разные аудитории? Неужели в России такой огромный протестный электорат, что есть своя протестная аудитория у Навального, своя протестная аудитория у Собчак? Почему эти аудитории разные? Шкляров: Человек околофутбольный, который любит «Спартак», будет любить «Спартак» вне зависимости. Люди, которые верят в Навального, потому что он делает хорошую работу и ФБК ― правда лучшее НКО, которое делает лучшую работу в этой стране, они за это его любят. И они никогда не уйдут к Ксении Собчак. Зачем? Вопрос. А люди, которые подписались на Ксению Собчак, девочки, которые считают красивой и успешной, либо мальчики, которые считают её красивой как женщину и так далее, насколько они пересекаются с Навальным? Вряд ли тоже. Насколько они пересекаются с Кремлем? Вряд ли тоже. Это разные аудитории. Но вот общим флангом выйти ― это сильная была бы история, да. «Яблоко», Навальный, Собчак ― посмотрите, какой бы был месседж! Это как раз таки было бы про то, что «а мы договорились, вопреки вам и вашей деструктивной повестке». Товкайло: А вот про девочек, которым нравится Ксения Собчак, которые подписаны на неё в инстаграме. Вот как их заставить прийти на выборы? Вы же, если я правильно понимаю, будете за интернет-стратегию отвечать у Собчак. Шкляров: Да. Товкайло: Вот как их поднять с дивана, я не знаю, вытащить из кабака и заставить прийти на участок, проголосовать за Собчак? В чем будет ваше творчество заключаться? Это же действительно очень сложная задача. Желнов: И это довольно аполитичная аудитория всё-таки. Товкайло: Да, совершенно верно. Шкляров: Да. Товкайло: Они подписываются, сколько там, 5,5 миллионов подписчиков? Шкляров: Да. Товкайло: Они подписывались не потому, что она вышла на Болотную. Желнов: Конечно, в этом смысле действительно это не аудитория Фонда борьбы с коррупцией, да. Товкайло: Конечно, это очевидно. Шкляров: Заставить их никак нельзя, это правда. А попробовать с ними поговорить… Только разговорами, честностью. Рассказывать и показывать. Сурначева: Всем миллионам подписчиков, лично каждому? Шкляров: Да, лично каждому писать. Для этого есть софт, для этого я там на месте сейчас буду, чтобы как-то стримлайнить этот процесс, чтобы его масштабировать и пытаться до каждого доносить. Я не считаю, что есть какая-то, знаете, волшебная палочка или супер-нанотехнология. Это всё чушь. Работу политконсультантов немножко преувеличивают. Здесь важна простая человеческая работа, разговор. Разговор, ликбез. Желнов: Подождите, а как вы его будете строить? Вот это интересно. Поскольку у вас действительно ключевое направление, это интернет, это именно аудитория Ксении. А как вы будете с этим огромным количеством людей, 5,5 миллионов, ― мы говорим только про инстаграм, ― говорить? Сурначева: Что за софт? Желнов: С каждым, тем более, из них. Шкляров: Софт ― тот, который Максим Евгеньевич Кац и Дмитрий Гудков начали ещё делать на прошлых выборах в Государственную Думу Дмитрия, который мы сейчас развивали и которым пользовались на муниципальных.