Эссе по книге «Вехи»

«Вехи» являются одной из уникальнейших книг в истории России. Выйдя в 1909 году, она вызвала мощный диссонанс в обществе, своим уникальным и единственным в своём роде содержанием. По словам В. В. Сапова «Вехи» предлагают каждому своему читателю всё новый и новый смысл при их прочтении. Каждое поколение видит свой смысл в строках это книги. В «Вехах» авторы стараются «сломить хребет духовной узости и идейного убожества традиционных интеллигентских идей». “Вехи” имели шумный, сенсационный успех. Успех этот был, по существу, успехом скандала. Если идеи «Проблем идеализма» уже воспринимались как еретические, то ересь подобного рода — критика позитивизма и материализма, пропаганда «идеализма» — все же снисходительно прощалась радикальным общественным мнением как относительно невинное, хотя и небезопасное, чудачество. Иное дело — критика основного, священного догмата радикальной интеллигенции — «революционизма»; она рассматривалась как дерзновенная, безусловно нестерпимая измена вековым священным заветам русской интеллигенции, как измена традиции, завещанной «пророками» и «святыми» русской общественной мысли — Белинским, Грановским, Чернышевским, Писаревым, как предательство векового стремления к свободе, просвещению и прогрессу и переход на сторону черной реакции. Противники «Вех» придавали им, очевидно, очень большое — бесспорно преувеличенное — политическое значение: опасались, что они будут содействовать росту консервативных течений и ослаблению либеральных и радикальных сил. Только этим можно объяснить, что такой практический политик, как П. Н. Милюков, лидер партии и член Думы, счел необходимым совершить лекционное турне по России, чтобы перед большими аудиториями громить «Вехи». Господствующее общественное мнение восприняло из духовной тенденции “Вех” только эту, политическую сторону, которая для нас самих была хотя и “существенной”, но все же лишь производной от более основной нашей задачи — пересмотра самих духовных основ господствующего миросозерцания. Вообще, идеи «Вех», вопреки солидарному хору яростной критики, которой они были встречены или отчасти даже благодаря рекламе, созданной этой критикой, не остались без влияния по крайней мере на избранное меньшинство русской интеллигенции. Они во всяком случае сделали одно дело — пробили толщу заносчивой цензуры общественного мнения, не позволявшей говорить иначе чем с благоговением об освященных традицией радикализма идеях. И если «Вехам» не суждено было иметь определяющего влияния на ход русской политической жизни — их идеи потонули во вновь нараставшей в более широких массах общества и народа волне политического радикализма, особенно усилившейся во время войны 1914-1917 г, — то в дружном и энергичном отпоре, которым общественное мнение интеллигенции встретило большевистскую революцию, как и в возникших после революции

симптомах покаяния и возрождения, — идеям «Вех» по праву можно приписать существенное влияние».

1. Онтологическая позиция: Критицизм

Бердяев благосклонно относится к христианству, однако замечает опасность «реставрации святоотеческого христианства», которая «может быть на руку духу антихристову», поскольку в ней мало антропологии. От христианства он берёт идею, что «знаком образа Творца» в человеке является «творческая свобода». Также он принимает каббалистическое учение о «Небесном Адаме». В целом Бердяев видел сходство всех религий в идее преодоления мира, поэтому он вводил понятие «нового религиозного сознания».

Сборник открывается статьей Н. А. Бердяева: «Философская истина и интеллигентская правда». Тон этой проповеди крайне суровый. Бердяев говорит даже не об интеллигенции, а об «интеллигентщине», и об ее отношении к философии. Интеллигентская правда оказывается не только правдой перед лицом философской