«Жизнь и судьба» Василия Гроссмана и традиции русской литературы

Куц Н.В. (МГУ имени М.В. Ломоносова, 2017 год)

«Жизнь и судьба» Василия Гроссмана и традиции русской литературы

Из истории публикации

Первый роман дилогии о Сталинградской битве был задуман Василием Семёновичем Гроссманом (1905 – 1964) ещё в 1943 году. Дилогию, состоящую из двух романов, – «За право дело» и «Жизнь и судьба» – Гроссман писал с 1943 по 1959 год. Первый роман изначально носил заглавие «Сталинград», но в последний момент перед сдачей в набор автор заменил его на другое: «За правое дело» (это было связано с некоторыми цензурными трудностями, варианты названия предлагались Гроссманом при согласовании с Александром Фадеевым).

Роман «За правое дело», оконченный в 1950 году, имел довольно длительную и мучительную историю публикации: Гроссману несколько раз приходилось его переделывать, вставлять новые главы, вводить новых персонажей (от него потребовали ввести в роман Сталина, создать образ русского учёного, у которого еврей Штрум «учится физике», и т.д.); роман сначала хвалили, потом ругали в «Правде», но всё же в 1952 году он увидел свет в журнале «Новый мир», а в 1953 году  вышел отдельным изданием (в 1956 году – более полное издание).

История со вторым романом дилогии – «Жизнь и судьба», – как известно, ещё более трагична. В 1961 году роман был арестован КГБ, и только в 1980 году, через 16 лет после смерти автора, он был опубликован в Швейцарии. Близкий друг Гроссмана, поэт Семён Липкин, уберёг от ареста одну машинописную копию романа, в 1970-х с помощью Владимира Войновича и Андрея Сахарова удалось переправить за границу микрофильмы с ней. В СССР «Жизнь и судьба» была опубликована в 1988 году, во время «перестройки».

О том, как рассматривают дилогию исследователи

 «За правое дело» и «Жизнь и судьба» – очень разные романы, несмотря на целостность развития сквозных образов, хронологическую связь и единство многих авторских воззрений. Некоторые исследователи склонны полностью противопоставлять романы друг другу, отмечая, что «За правое дело» в полной мере лежит в русле соцреализма, а «Жизнь и судьба» решительно выходит за его пределы.

Исследователь Анатолий Бочаров отметил, что в «Жизни и судьбе» Гроссман «дал волю своему социально-историческому и социально-философскому мышлению», и философская основа романа развернулась в целостную и открытую концепцию. Критик Лев Аннинский также подчёркивает это, замечая, что в первом романе не было ощущения купола, Абсолюта, в отличие от «Жизни и судьбы», но и не было (отдавая должное роману «За правое дело») того, что мешало бы ему впоследствии войти под этот купол. А по наблюдению критика Владимира Лакшина, сделанному в 1989 году, роман «отделился от первой книги эпопеи «За правое дело» не героями, которые продолжали идти за повествователем, но концентрацией жестокой правды, бесстрашием, внутренней свободой».

Сталинградская битва в романе «Жизнь и судьба» окончательно становится уже не просто сражением, а поистине кульминацией многих социальных, исторических, психологических процессов, протекающих в обществе. В переломный момент Великой Отечественной войны прошлое и будущее как бы смыкаются, и это позволяет автору развернуть широкую историческую панораму (воспоминания персонажей о гражданской войне, коллективизации, репрессиях тридцатых годов, «предвосхищение» государственного антисемитизма начала 1950-х – всё это и многое другое присутствует в романе).

Учитывая значительные различия между частями дилогии, Анатолий Бочаров пишет, что «перед нами два романа, составившие дилогию, а не один большой роман в двух частях».

«Жизнь и судьба» и традиции русской литературы

Рассматривая «Жизнь и судьбу» в контексте русской литературной традиции, нельзя не остановиться, прежде всего, на связи с романом-эпопеей Льва Толстого «Война и мир». Критик и литературовед Лазарь Ильич Лазарев отмечал, что «роман Толстого был главной традицией, главным ориентиром для русской литературы о войне, оказал на неё очень сильное и нравственное, и эстетическое влияние».