Южнославянское влияние на культуру

Первым о понятии Второго южнославянского влияния говорит Соболев. Он считает, что русская письменность подпала под очень сильное влияние южнославянской письменности и в конце концов подчинилась этому влиянию. По его мнению, это произошло благодаря усилившимся сношениям России с Константинополем и Афоном». С этим в своей статье спорит Буланин. Он говорит, что это во многом бездоказательно, т.к. этот тезис подкрепляется малым количеством аргументов. Документальные свидетельства учтены в статье Г.И. Вздорнова, в которой перечислены и описаны русские и южнославянские рукописи XIV-XVв., переписанные в Константинополе и доставленные на Русь. В статье описаны 17 номеров, они включают в себя как целые книги, так и отдельные произведения. Однако кодексы Вздорнова, которые сохранили южнославянскую орфографию уже были в другом перечне, а целых три номера занимает «Лествица».

До 60-70-х гг. прошлого столетия вопрос о Втором южнославянском влиянии активно обсуждается учеными. Не существует пары памятников, где русский текст был бы прямой копией болгарского или сербского. Если сравнить книжный корпус русских книг середины XV в. с тем книжным фондом, какой был накоплен на Руси к концу XIV в., можно увидеть множество отличий. Изменилось все — от объема книжной продукции до материала для письма. Если бы за 50 лет в книжной культуре произошли такие изменения без фальсификаций и рассмотренных выше фактов, то это могло бы показаться чудом. Л.П. Жуковская утверждает, что Второго южнославянского влияния не было совсем, а такие изменения произошли, потому что славяне пытались архаизировать письменность. Она делает такие утверждения на основе псковских рукописей XIV-XVIIвв. Другой ученый Б.А. Успенский утверждал, что второе южнославянское влияние выступает как результат очищения старославянского языка от накопившихся разговорных элементов. 

Я, как и Буланин, не согласна с этими заявлениями. Уровень грамотности славян был слишком низок, поэтому они не могли самостоятельно организовать свой литературный фонд, им нужен был пример и модель. Такой моделью стала балканская литература. Русские начетчики обращались к балканскому факту, не для имитирования манеры, а для расширения ассортимента книг. По моему мнению, балканские тексты могли стать еще и образцом литературы для славян, возможно, еще рано говорить об интертекстуальности, но славянские авторы могли пользоваться балканскими текстами для создания собственных.

Также хотелось бы отметить, что подобное расширение происходило из-за монашеского рождения ( в Балканах возрождение), которое произошло у нас в эпоху Сергия Радонежского и его учеников. Об этом нет споров и среди ученых, это фактические, но важные данные. До этого на Руси не было крупных институциализированных монашеских общин. Этот процесс стремительно развивался, в течение нескольких десятилетий новоучрежденные монастыри выросли по всей территории Северо-Восточной Руси. В литературе распространено мнение, что русские монастыри уже с XIV в. переходили к киновиальному устройству (монашеская община), и это мнение подкрепляется социологическими доводами — будто в общежительных монастырях находила опору идея централизации светской власти. На самом деле, строгая монастырская дисциплина ограничивалась лишь устными распоряжениями настоятеля. Устав (Духовная грамота) Иосифа Волоцкого принято считать первым на Руси типиком дисциплинарного характера.

Монастырская жизнь требовала трудов по переписке книг, их пению и чтению. Поэтому уже в конце XIV в. и особенно в первые годы XV в. возрастает количество рукописей. Также было множество южнославянских переводов и редакций. Среди этих русских списков есть две неравные доли. Большинство – писцы, которые не признают южнославянские орфографические нормы, они вносят перемены в соответствии с принятыми на Руси написаниями. Вторые - редкие примеры рукописей с сохраненной болгарской орфографией. Обычно в литературе констатируется хронологический разрыв между начальными поступлениями в русскую письменность новых памятников с юга и переходом на искусственные орфографические правила, а также подчеркивается, что этот переход был сознательным решением рецепиента. Мне кажется, эти факты не требуют комментария, но должны быть здесь, так как это важно для понимания общей картины Второго южнославянского влияния.