Язычество восточных славян

Андреев Георгий Дмитриевич, гр. 1231

Эссе

Язычество восточных славян

I. Введение

   Проблемы изучения языческих верований древних восточных славян (а во многом и славян вообще) волнуют научное (и околонаучное) сообщество с эпохи Нового Времени, примерно тогда же (в XIX веке) появляется тенденция, развивающаяся и по сей день, к росту интереса к данной теме и среди по меньшей мере заметной части населения восточнославянских государств (обусловленная поиском своей национально-культурной идентичности). Язычество фигурирует во времена Петра, хотя скорее как калька с эллинского, всплывает  в споре западников и славянофилов (последние его приуменьшают, называют богов пришлыми в угоду своему тезису об основополагающей роли именно восточного, «исконного» христианства в истории России), даже в творчестве поэтов эпохи российского Просвещения (Херасков, напр.). Однако многие исследователи считают, что историческая наука, сменившая за все время изучения проблемы несколько концепций славянской религии, все же не добилась сколько-нибудь значительного прогресса. Л. С. Клейн в своем труде «Воскрешение Перуна» замечает, что «В этой смене нелегко уследить какую-то логику или приближение к истине». Что же заставляет так высказываться о достижениях науки в данном вопросе? Чтобы разобраться, обратимся к рассмотрению доступных материалов и их истолкованию в разные времена.

II. Источники

   Что касается источников, то как раз их бедность остается основной причиной такой низкой плодотворности многолетних изысканий в этом направлении. Язычество древних славян не может быть изучено по собственным письменным источникам за неимением таковых – существование собственной дохристианской письменности на Руси пока остается в сфере псевдонаучных спекуляций, речь идет в лучшем случае об эпизодическом использовании письменностей иных народов (северных германцев или южных славян), продукты которого очень малоизвестны и не содержат никаких сведений о религии. Сведения же из источников других, уже более развитых государств (Византии, Арабского халифата) или более поздние русские летописные свидетельства неизбежно оказываются куда более заинтересованы в том, чтобы представить язычество в невыгодном свете, чем в передаче о нем сведений более глубоких, чем отдельные имена богов, чьи функции (а то и облик) часто остаются неясны – к примеру Семаргл, упоминаемый в Повести Временных Лет как один из богов, кому в Киеве в 980 году были поставлены кумиры: это упоминание можно истолковать и как два имени – Семъ и Ргълъ. Кроме того, летописи фиксируют язычество после проведения Владимиром, не вполне славянином, своей знаменитой реформы. Неизвестно, насколько она отдалила веру от дореформенной.

   Другая категория источников – этнографические – гораздо более полезна в воспроизведении славянской низшей мифологии и праздничных обрядов, которые, пусть с изменениями, но сохраняются даже до сих пор, а до коллективизации, разорившей русскую деревню, были в ней представлены довольно красочно. Кроме них сильный и иногда видимый невооруженным глазом отпечаток языческих воззрений несет в себе народное христианство: святые впитали в себя функции низвергнутых богов, а церковные праздники – черты древних. В некоторых регионах сохраняются даже предания непосредственно о богах – например, в Беларуси.

   Археология пока не располагает широкими данными о язычестве восточных славян. Известно капище на Перыни в Новгороде, представляют интерес находки каменных изваяний в разных регионах (Збручский, Белозерский, Гнездовский идолы). Можно точно сказать, что развитие культовых комплексов на Руси было несопоставимо низко по сравнению с, например, западными полабскими и поморскими славянами, у которых известно крупное храмовое сооружение на острове Руяна (современный Рюген в Западной Померании).

III. Историография