Новое осмысление темы войны и поведения человека на войне в романе Гроссмана

“Новое осмысление темы войны и поведения человека на войне в романе Гроссмана”

        В коммунистическом государстве правда о войне тщательно прикрывалась, маскировалась, искажалась. В романе "Жизнь и судьба" автор разделил судьбу других честных произведений искусства о событиях Великой Отечественной войны. Да и могло ли быть иначе с книгой, в которой сказано правду о причинах наших неудач в начальном периоде войны, о настоящей роли партии в тылу и на передовой, о полной бездарности многих советских военачальников?

        Основные проблемы романа Гроссмана – жизнь и судьба, свобода и насилие, законы войны и жизнь народа. Автор говорит о войне не как о столкновении армий, а о столкновении миров, столкновении разных взглядов на жизнь, судьбе отдельного человека и народа.

        Тематика романа состоит из двух вещей – жизни и судьбы.

"Жизнь" – это свобода, что-то неповторимое; "судьба" – потребность, давление государства, несвобода. Комиссар Крымов говорит: "Как странно идти по прямому, стрелой выстреленному коридору. А жизнь такая путаная тропа, овраги, болотца, ручьи, степная пыль, несжатый хлеб, продираешься, обходишь, а судьба прямая, стройной коридоры, коридоры в коридоры.

        Автор романа показывает народные страдания: это изображение лагерей, арестов и репрессий, и их разлагающего влияния на душу людей и нравственность народа. "Храбрецы" превращаются в трусов, добрые люди – в жестоких, стойкие – в малодушных. Людей разрушает двойное сознание, уныние друг к другу. Причины этих явлений – сталинское самовластие и всеобщий страх. Сознанием и поведением людей со времен революции управляют идеологические схемы, приучившие нас считать, что цель выше морали, дело выше человека, идея выше жизни.

Как особенности речи героев помогают нам понять их характеры? Как автор относится к своим героям?

Из отрывка рассказа можно увидеть что огромное большинство, неистово аплодировало, с огромным любопытством, рукоплескали, с молчаливой скорбью, голосом, отрешенным от собственных интересов, нашего возлюбленного брата Задумавшегося, героически погибшего, торжественной скорби, приступить к неумолимым житейским обязанностям, с благородной сдержанностью; и рядом: по их мордам, перехитрил, как бы махнув на него лапой, в пасти удава, не даст соврать, кормилец, завопила, влепил кроликов в землю.

Великий Питон не так красноречив, он более скуп на слова, грешит канцеляризмами: это речь мелкого военачальника, привыкшего, чтобы его понимали с полуслова. В его речи также совмещены слова разных стилей: возлежал, гимн, бодрость и радость при виде своего племени излучал его голос.

Речь Короля кроликов менее заштампована, хотя и не лишена профессиональных («королевских») выражений: я имею право выразить последнюю волю, в королевстве необходимо здоровье и дисциплина, под моим руководством вы исполните производственную гимнастику, приступим к голосованию.

С подчиненными он старается говорить на доступном языке, часто использует обращения. Под конец переходит на язык приказов — в ход идут глаголы (несколько раз — в инфинитиве), предложения становятся все короче: встать, сесть, голосуем, кто воздержался, что мы видим.

Речь Великого Питона более проста синтаксически. Вначале он, как солдафон, выражается языком приказов: собрать, буду говорить, обеспечить, созвать, пригнать.

Затем, обращаясь к народу, он ограничивается только обращениями, позаимствованными из высокопарного гимна удавов. После этого переходит на язык восклицаний и риторических вопросов. Языковая палитра расширяется, пафос становится все более возвышенным: позор на мою старую голову, позор; что случилось? это я уж вас должен спросить: что случилось?! «Старые удавы, товарищи по кровопролитию, во имя чего вы гипнотизировали легионы кроликов, во имя чего вы их глотали, во имя чего на ваших желудках бессмертные рубцы и раны?!» Сестры мои... девицы и роженицы, с кем вы спите и кого вы высиживаете, я у вас спрашиваю!

«Разогрев» народ, царь возвращается к более понятному для всех языку — краткому, обрывистому. У него «клиповое сознание», но народ его понимает: где Коротышка?! у-у-у, фиговые листочки, бананы, разложение; а где Косой? у, Косой, с тебя тоже началось разложение; где твой профиль, я спрашиваю?

Любопытно, что сама речь Царя пересказана. Завершается «собрание» угрозами в сторону Коротышки и «помилованием» младого удава. Царь, как и Король, по отношению к себе использует местоимение во множественном числе — мы. Его последняя реплика — «бормот» — уже за гранью приличия, совсем не царская.

Что общего в речи Короля и Царя? Оба они умелые манипуляторы, даже психологи. Оба хорошо знают свой «народ» и владеют им, держат его в руках. А что же народ?

Кролики воспринимаются как единая и неделимая масса. Для них «перевыборы» — своеобразное шоу. Вот они и ждут зрелищ. «Масса» сначала «неистово аплодирует» Возжаждавшему, а затем «с огромным любопытством» ждет развязки: «те и другие хотели, чтобы Король как-нибудь перехитрил их всех». Они потрясены, затем растроганы, а после «выборов» чувствуют даже нежность к Королю.

Удавы характеризуются точно и полно: «извивающиеся соплеменники». Среди них выделяются своей непохожестью Коротышка и Косой. Периферийные удавы еще более глупы, чем остальные. Все же племя удавов в целом воспринимается монолитным: они демонстрируют сочувствие, испуг, полное подчинение царю.

Авторская позиция понятна: он относится к своим героям иронически, насмешливо, саркастически, неуважительно. Интересно, что он осуждает не только правителей, но и народ. При этом автор неотступно следует за ними, не покидает их ни на минуту, отслеживает и комментирует каждый их шаг и поступок, глубоко анализирует их поведение, обобщает и сейчас же рассказывает об этом читателю. Ему неприятны трусость, духовное рабство, потребность в подчинении, глупость и тех и других.

Здесь, в этих двух отрывках, автор не склонен щадить своих героев. Они смешны и презренны. Они живут такой жизнью, какую заслуживают. Лицемерие, которым окружена их жизнь, недостойно уважения. Поэтому даже самые высокие, заслуживающие иного отношения, святые понятия здесь, в обществе кроликов и удавов, обесценены и достойны осмеяния: любовь, семья, преданность, скорбь, благородство.