Отношение современников Пушкина к фигуре Петра I

Для многих писателей обращение к исторической и философско-исторической мысли вело к отказу от специфического языка искусства, к умалению его эстетической природы, к иллюстративности. Но был и другой путь — путь органического включения философско-исторических идей в художественную систему писателя, в сферу искусства — в соответствии с его собственной сущностью и возможностями. Этим путем шел Пушкин, в поэзии которого (в данном случае речь о ней), в частности, в лирике 1830-х годов (таких ее шедеврах, как «Вновь я посетил...», «Была пора» и др.) философско-исторические раздумья неотделимы от самой художественной эмоции произведений, от их своеобразнейшего и неповторимого лиризма.

«Медный всадник» создавался в то переломное время, когда вопрос о путях дальнейшего развития с необычайной остротой встал не только перед Пушкиным («Куда ж нам плыть?»), но и перед русской литературой в целом. В литературной жизни этих лет происходят сложные процессы. С одной стороны, наблюдается решительный поворот к прозе, к изображению повседневного быта. С другой — бурное развитие последекабрьского романтизма (в различных его вариантах и модификациях). В этих условиях самый реализм Пушкина не оставался неизменным, в нем начинают проступать новые черты. Все это нашло своеобразное отражение и в «Медном всаднике».

Иначе изображается в поэме внутренний, душевный мир людей. Именно здесь лаконизм и отсутствие детализации сказываются с наибольшей силой. Материал психологических характеристик в поэме настойчиво вытравляется. Все, что связано с мыслями людей, их внутренним миром, сведено до минимума, подается однолинейно, подчеркнуто абстрагировано.

Во «Вступлении» краткая характеристика «дум» Петра отнюдь не раскрывает его психологического, душевного мира. Формула: «И думал он» — это не «психология», а историческая, государственная программа петровских преобразований. Не случайно Петр изображен здесь совершенно безлично («он»), в застывшей, неподвижной позе (пользуясь термином Д. Д. Благого, «статуарно»). В этом смысле сменившее его в фабульной повести бронзовое изваяние — медный всадник — не вносит чего-либо качественно нового. Это все тот же «он» — чистая история.

По мнению Пушкина, именно Пётр сумел «чинами» уничтожить потомственное дворянство как общественную силу, игравшую столь важную роль в московский период русской истории.

Параллельно Петру идет предельно краткая характеристика «дум» Евгения («О чем же думал он»), представляющая суммарную формулу «душевного мира» бедного человека — олицетворение человеческого начала вообще. Хотя о Евгении и говорится: «Прояснились в нем старшно мысли», но существо этих мыслей, их конкретное содержание не раскрываются. Не удивительно, что при изображении действующих лиц речь идет все время преимущественно об их поступках, позах, движениях, но меньше всего об их внутреннем мире; отсюда обилие глагольных форм, которые явно превалируют: стоял, глядел, думал (Петр); стряхнул, разделся, лег (Евгений). Это проходит через всю поэму. По ходу повествования в повести раскрываются действия тех сил, начал, идей, воплощением которых выступают герои-антагонисты: исторических, государственных (Петр), — человеческих (Евгений).

Образ Евгения, разумеется, принадлежит, скорее, «белкинской», чем «онегинской» России – и по социальному своему положению («живёт в Коломне, где-то служит, дичится знатных», «был он беден» и «трудом он должен был себе доставить и независимость и честь»), и по своим устремлениям, самым обыкновенным, прозаически житейским (получить «местечко», устроить» приют смиренный и простой» и в нём Парашу успокоить и т. п.).

Бушующую природную стихию Пушкин рисует с особенным вниманием к деталям. Разгневанная Нева становится настоящим персонажем этого произведения. Ее образ появляется уже в первой части поэмы, когда до наводнения еще далеко. В самых первых строках поэт создает величественный образ реки, широко несущей свои воды. Бедный одинокий челн на ее водной глади выглядит маленьким и ничтожным. Окружают Неву мшистые и топкие берега, по которым раскиданы избы.