У. Эко "Имя Розы": Статус смеха и комического в христианской культуре Средневековья

Мочалова Е., 2 курс КМА

У. Эко "Имя Розы": Статус смеха и комического в христианской культуре Средневековья

Смеховая культура – огромный пласт общечеловеческой культуры. И самое интересное здесь: насколько разное отношение к смеху людей не только разных эпох, но и разных социальных статусов.

Дело в том, что смех всегда существовал, но не сливался с элитарной культурой господствующих классов, противопоставлялся «высокому», «совершенному» и «трогательному». Вследствие этого о смехе стоит говорить как о части культуры в первую очередь народной.

Сущность смеха и комичного часто определяется как нечто безобразное, как «разрешение чего-то важного в “ничто”». В Средневековье на смех вводится запрет, хотя «народный смех» продолжает существовать. Он выражается, к примеру, в карнавальной культуре.

Карнавальная культура – совершенно уникальное явление, где смех проявляется совершенно по-новому. Здесь он – источник сил, вдохновения и свободы для обычного человека, живущего в тяжелом труде и нескончаемых заботах. Во время карнавального действия реальность сменяется фантазией – новой действительностью. Строение мира кардинально изменяется для участника.

В этот же момент христианская культура отрицает смех, запрещает его. Смех для церкви является мятежом, способным разрушить мир, поспособствовать Апокалипсису.

Показательным примером этого служит роман Умберто Эко «Имя Розы». Это произведение постмодернистской «эпохи», а значит, оно само по себе иронично (в переосмыслении старого).

Главное противостояние в романе как раз таки основывается на смехе. Два диаметрально разных взгляда на суть вещей высказывают Хорхе (слепой старец-монах) и Вильгельм (главный герой романа – инквизитор, францисканский монах).

Хорхе выступает за истину, единую, неизменную и незыблемую, это позиция Средневековья. Вильгельм же считает, что каждый человек имеет право на свободу мышления, он олицетворяет постмодернистское «переосмысление старого». В связи с этим, повторюсь, у них совершенно разное отношение к смеху – своеобразному камню преткновения, на фоне которого довольно полно выражается позиция каждого.

Итак, Хорхе как приверженец религиозных догм презирает и отрицает смех. В диалоге с Вильгельмом во Дне втором. Часу третьем старец утверждает: «Душа спокойна только когда созерцает истину и услаждается сотворенным добром; а над добром и над истиною не смеются. Вот почему не смеялся Христос. Смех источник сомнения», а так же «Смех свидетельствует о глупости. Смеющийся и не почитает то, над чем смеется, и не ненавидит его. Таким образом, смеяться над злом означает быть неготовым к борьбе с оным, а смеяться над добром означает не почитать ту силу, которою добро само распространяется» (еще стоит упомянуть тезис Хорхе в Первый день. Повечерие, «что смех — вещь близящая к смерти и к телесному разложению»). Таким образом, смех отрицает истину, но, что еще более «ужасает», так это то, что «Предаваясь смеху, безрассудный тем самым провозглашает: “Deus non est” («Бога нет» (лат.)»)». Вильгельм же отвечает ему, что смех допускается даже по христианским учениям и что он даже необходим, т.к. «смех наипрекраснейшее средство, подобное ваннам, для излечения гуморов и телесных недугов, в частности меланхолии» и «иногда сомнение правомерно» (к этому мы еще вернемся). На утверждение Хорхе о том, что «Христос никогда не смеялся» Вильгельм отвечает, что Иисус, возможно, «шутил, чтоб смутить грешников и ободрить приспешников» (хотя позже, в разговоре с Адсоном (Второго дня.  повечерие) размышляет: «Множество людей озабочено вопросом, смеялся ли Христос. Меня это как-то мало интересует. Думаю, вряд ли, поскольку был всеведущ, как положено Сыну Божию, и мог предвидеть, до чего дойдем мы, христиане»).