Причины перехода к НЭПу

Причины перехода к НЭПу

1

Многовариантность 20-х гг., отличия новой экономической политики как от недавнего «военно-коммунистического» прошлого, так и от будущей советской действительности позволяют говорить о целой эпохе или эре нэпа в российской истории. Неослабевающий интерес исследователей к этому периоду определяется наличием имевшихся в нэповских реалиях альтернатив развития, необходимостью анализа опыта функционирования экономики смешанного типа, которая в иных исторических условиях продолжает и поныне существовать во многих странах мира. В современной историографии присутствует широкий спектр оценок нэпа — от восторженных до негативных. Одни рисуют нэп радужными красками, называют «золотым веком» советской истории и пытаются найти в нем готовые ответы на вопросы современности. Другие, причем как сторонники либерализма, так и коммунизма, видят лишь противоречия и кризисы нэпа, считают его по разным причинам весьма неудачным экономическим экспериментом. Обсуждаются и вопросы о самой сущности нэпа: была ли эта политика результатом реализации хорошо продуманной программы мер или складывалась спонтанно как реакция на кризисные процессы; стал ли нэп действительно новой политикой или означал лишь возрождение старых порядков. Задачей дальнейшего изучения нэпа является его разносторонний анализ и концептуальное осмысление.

Переход к новым методам управления экономикой состоялся на фоне широкомасштабного системного социально-экономического и политического кризиса. В конце 1920 г. несмотря на то, что военные действия на территории бывшей Рос­сийской империи приобрели преимущественно локальный харак­тер, в относительно мирных условиях продолжала раз­виваться система мер «военного коммунизма»: усугублялась цен­трализация и огосударствление экономики, натурализация хозяй­ственных отношений, продовольственная диктатура в отношении крестьянства. Пользующиеся бесплатными пайками, жильем и транспортом рабочие чувствовали себя, однако, гораздо дальше от комму­нистического будущего, чем до революции. По подсчетам работника Госплана 20-х гг. С. Струмилина, ре­альная заработная плата рабочего к 1922 г. составляла 30% сред­ней зарплаты рабочего в 1913 г. Квалифицированные рабочие теряли всякий интерес к труду: работай — не работай, денег не получишь, главное — принадлежность к определенной катего­рии и в соответствии с ней — паек. Низкий жизненный уровень обусловил массовое бегство рабочих в деревню, где легче и сытнее можно было прожить. Оставшиеся же у станков из-за постоянной нехватки самого необходимо испытывали настроения разочарования, уныния, апатии. Наметилась чрезвычайно опасная для большевистского руководства тенденция размывания, деклассирования пролетариата, который, как известно, составлял главную опору большевистской власти. Общая численность рабочих к концу 1920 г. составила меньше половины довоенной. В то же время стреми­тельно росло число государственных структур и занятых в них работников. Если в 1913 г. на одного служащего приходилось 15 рабочих, то в 1920 г. — всего 7.

2

В промышленности сырьевой, топливный и транспортный кризисы дополняли и усугубляли друг друга. К концу 1920 г. общий объем промышленного производства составил лишь 10-12% к уровню 1913 г. Из-за отсутствия топлива и сырья простаивало большинство заводов, да и на тех, которые вроде бы оставались в строю, жизнь едва теплилась. Многие железнодорожные пути были разрушены. Паровозы стояли на запасных путях и ржавели. Вагоны и составы пришли в негодность. Редкие поезда останавливались на полпути, и кочегары отправлялись в лес за дровами для паровозов. В городах жгли деревянные тротуары, а потом принялись за ветхие дома, которых только в Москве было сожжено более 7 тыс. Практически не работали почта и связь.

Миллионы людей кочевали по стране и промышляли кто чем может: от «мешочничества» и «кустарничества» до воровства и прямых грабежей. Несмотря на усилия ЧК и милиции преступный мир буквально терроризировал население. Морально-нравственные устои в обществе оказались полностью размытыми. Распад семей, массовая гибель людей, нищета вызвали небывалое распространение детской беспризорности. К 1922 г. насчитывалось 7 млн детей, обитавших на улицах, что вело к еще большему росту преступности.

Единственным местом в городах, где можно было достать хоть какую-нибудь пищу, стали «черные» рынки. Подобно Сухаревской площади в Москве, где толпились подпольные торговцы и их клиенты, в каждом городе стихийно возникали такого же рода нелегальные «сухаревки», на которых предметы первой необходимости продавались по ценам, в 40-50 раз превышавшим установленные правительством. Время от времени милиция проводила рейды по этим базарам, но, в конце концов, вынуждена была смириться с ними, как с неизбежностью.