Военный журналист как субъект информационного влияния на ход военного конфликта

Военные конфликты в разных частях света особенно обострились в XX веке. С наступлением эпохи глобализации основной составляющей военного конфликта стал не столько силовой компонент, сколько информационный. Войны последних десятилетий доказали мировому сообществу, что информационный ресурс является чуть ли не доминирующим фактором достижения результативности в военном противостоянии на рубеже XX и XXI веков. Очевидным примером тому служат Ирак, Сирия, Югославия, Афганистан, Чечня и даже Украина, где журналисты стали не просто третьей стороной, освещающей события, а полноценными участниками боевых действий.

Анализ работы журналистов в «горячих точках» показал, что СМИ являются реальной силой, формирующей общественное мнение. Именно благодаря ей возможно формирование общественных настроений общества, иногда и перемен в планах военных кампаний и даже возникновение новых военных конфликтов. Например, в 1992 году усилиями британской телевизионной компании ITN была инкорпорирована в массовое сознание уверенность в том, что жестокость сербов по отношению к боснийцам не вызывает сомнений. Были продемонстрированы фотографии, на которых был «сербский лагерь» в Боснии. Позже выяснилось, что данный материал был сфальсифицирован, а компания обвинена в манипуляции общественным мнением [5, C.119]. Однако журналистская фальсификация дала начало действиям, приведшим к полноценной войне.

На сегодняшний день накоплен немалый опыт использования различных способов информационно-психологического воздействия на общество и субъектов военных конфликтов, а также на тех, кто занят их урегулированием. Посредством внедрения определенных моделей поведения журналисты имеют возможность, как останавливать, т.е. «замораживать» военные конфликты, так и с легкостью их активизировать. В настоящее время широко известны опыты применения масс-медиа в целях дестабилизации морального состояния противника и обнаружения его дислокации или планов. Так, журналисты, находясь в зоне военного конфликта, могут способствовать сокрытию планов командования; дезинформации в отношении военного вмешательства того или иного государства, а также подрыву боевого духа противника и преувеличению успехов военной кампании [1, C.37]. Последние два пункта стали особенными в минувшие десятилетия. Например, при вторжении армии США в Ирак в 2003 году американскими СМИ был раздут информационный «пузырь» по поводу разработки Саддамом Хусейном оружия массового поражения. В действительности же ничего подобного у Ирака не было. А в американских частях часто ходила известная поговорка: «армия США не начинает выигрывать войну, пока CNN об этом не напишет» [2, C.89]. Как выяснилось, перед наземными операциями массовое сознание было подвергнуто массированной атаке проправительственными СМИ.

Аналогичную картину можно было наблюдать и в России в 1993-м году. После фатального провала российской армии в Чечне, кстати, во многом из-за недооценки информационного фактора как важнейшей составляющей военной операции, российские СМИ стали активно влиять на население, показывая зверства боевиков и изувеченные тела жителей Грозного и российских солдат. Эти шаги были предприняты с целью убеждения населения в необходимости поддержки боевых действий российской армии. Раннее, в 91-м году, российское командование не обратило должного внимания работе журналистов в зоне боевых действий и даже старалось фильтровать выходящую на федеральные каналы информацию, что породило «информационный голод» [5, C.68]. Боевики же, в свою очередь, наоборот, создавали все условия для добычи информации и нередко давали журналистам интервью, выходили в прямой эфир, представляя информационную «картинку» с выгодой для себя. По этой причине чаще всего в свет выходила субъективная информация,