Александр Сергеевич Пушкин (1799-1837)

Основу пушкинской языковой реформы составил широкий отбор книжных и разговорных единиц из национального русского языка и их органичный и оправданный с точки зрения норм русского литературного языка первой половины XIX в. синтез в художественном творчестве писателя. Соединяя в языке своих произведений книжное и разговорное, письменное и устное, высокое и низкое, прозаическое и лирическое, А. С. Пушкин ориентировался на традиционность этих единиц, их функционально-стилистическую значимость в настоящем, но не пытался обозначить перспективы существования той или иной языковой единицы в будущем, поскольку определить жизненность и необходимость этой единицы в дальнейшем должна была гармония прошлого и настоящего. «...Один человек, даже с таким дарованием, как было у Пушкина, не может ни создать, ни пересоздать язык своего народа. Но он все же может сделать очень много, а именно выявить и показать скрытые в существующем языке возможности. Именно это и сделал Пушкин применительно к русскому языку 20—30-х годов XIX столетия»[1].

В творчестве Пушкина были заложены основы стилистической системы современного русского языка, выработаны и закреплены принятые современниками и последующими поколениями общенациональные нормы русского литературного языка. И стилистическая система, и нормы были изначально ориентированы Пушкиным на русскую народную языковую стихию — живую, яркую, самобытную. «Пушкинское творчество разрешило все основные вопросы и противоречия, возникшие в истории русского литературного языка допушкинской эпохи и еще не устраненные литературной теорией и практикой к первому десятилетию XIX в. В языке Пушкина произошло слияние всех прежних жизнеспособных элементов русского литературного языка с общенародными формами разговорной речи и со стилями устной народной словесности, фольклора; было достигнуто их творческое взаимопроникновение. Пушкин выводит русский литературный язык на широкий и свободный путь демократического развития.

Александр Сергеевич Пушкин (1799-1837)

Он стремился к тому, чтобы русская литература и русский литературный язык отразили культурные интересы русского народа, русской нации с необходимой полнотой и глубиной. Он добивался качественного преобразования смыслового строя русского литературного языка», — писал В. В. Виноградов[2].

Первая треть XIX в. — сложный период в истории русского общества, когда оно разделилось на два противоборствующих лагеря — славянофилов и западников. Отражением этой борьбы в русском литературном языке явилось противостояние языковых пристрастий, ориентированных на традиции старославянского и древнерусского языков, и вкуса представителей русского общества, увлеченных французской эстетикой и западноевропейской культурой слова. Не примкнув ни к одному из направлений, Пушкин создает новые литературные нормы, новую стилистическую систему русского литературного языка, определяет новые принципы формирования разновидностей художественного стиля.

Опираясь на принципы народности и историзма, поэт получил возможность учесть работу, проделанную его предшественниками по совершенствованию русского литературного языка, а также сохранить все позитивное в литературном языке, что сформировалось в процессе его развития.

Именно в отборе и соединении жизненно необходимых для литературного языка элементов живой и письменной речи проявил себя талант и гений Пушкина. Однако «все это: и широкая бытовая речь, и высокий славянский язык — все это уже было представлено, причем несравненно шире и свободнее, чем в творчестве Пушкина, в различных стилях литературного языка

XVIII в. Но существует глубокое принципиальное отличие в употреблении этих слоев языка у Пушкина и в XVIII в. Ранее просторечие было прежде всего характерной приметой жанра, оно выступало как средство характеристики, как нарочитое отклонение от средней нормы. У Пушкина народная речь раскрепощена от жанра, независима от него и не выступает непременно как средство этнографического раскрашивания: она проникает в разные по характеру произведения, перестает быть явлением нелитературным, входя основным элементом в общий литературный язык, отражая его нормы и органически объединяясь с книжными элементами языка»[3].